С приходом календарной весны в России все явственнее признаки весны экономической и политической. Чиновники и эксперты наперебой рапортуют о замедлении кризиса и пока еще робких, но верных признаках восстановления экономики. Цены на нефть и курс рубля стабилизировались, экономика привыкла к санкциям, и вот уже специалисты прогнозируют медленный и неуверенный, но все же рост и сокращение инфляции. Росстат заметил увеличение доходов населения и восстановление потребительского спроса. И вот уже россияне снова едут отдыхать в Турцию и Египет, и даже билеты на рейсы в Европу разбирают почти так же бодро, как до начала кризиса.
И как экономика, за неимением лучшего, приучается существовать в неблагоприятных условиях, которые, как было сказано, продлятся «неопределенно долго», так и страна и общество потихоньку приучаются радоваться жизни «на фоне Крыма». Ощущение, что «все не так уж плохо», укрепляет очередная оттепель. Благо что на таких оборотах гаек для намека на нее достаточно уже совсем незначительных знаков: показательно выпустить на волю одного-двух из множества несправедливо осужденных, отменить какой-нибудь особенно абсурдный закон — эти знаки подхватываются общественностью с нервным упоением. Нервным, потому что все понимают: оттепель не означает прихода весны, как разморозка холодильника не означает, что теперь он начнет работать обогревателем; то и другое — профилактическая мера, призванная помочь системе эффективнее морозить. Ожидание выборов бодрит и питает упорные, как прорастающая каждую весну на компостной куче зелень, надежды. И когда правителя изберут на новый срок, этот срок снова — в который уже раз! — будет не похож на предыдущий. На этот раз там будут экономические реформы, мягкая подготовка к контролируемой либерализации и передаче власти следующему поколению и новые спазмы силового механизма, физиологически неспособного по доброй воле отступать с завоеванных позиций.
Человеку свойственно рассчитывать на лучшее, и весна — время, когда все вокруг словно бы поддерживает тебя в этих ожиданиях. Правда, на кладбищах по всей России появилось несколько тысяч свежих могил, и близкие этих ребят молчат о том, где и как они погибли. Таких могил еще больше в одной стране по соседству, и там никто не молчит о том, от чьих рук они погибли. Во дворах наших домов появляются машины с гербами и флагами, которых нет ни в каких геральдических регистрах, на улице нет-нет да и встретишь людей в хаки со странными нашивками. Охранник в соседнем супермаркете на несколько месяцев рванул в «Новороссию» и теперь, выпив, рассказывает, как «мочил укропов». Возможно, выдумывает (он отличный дядька, дарит детям конфеты и добавляет денег старушкам, когда им не хватает расплатиться на кассе), хотя, честно говоря, кто его знает. Два года назад он пропал, а появившись снова, некоторое время хвастался дорогими телефонами, но быстро все спустил и теперь только болтает иногда, когда сильно выпьет. Если включить телевизор, легко увидеть журналистов, которые совсем недавно на глазах у всех превратили у большинства зрителей ироническое чувство превосходства по отношению к жителям страны по соседству в кровожадную ненависть. Они продолжают делать свою работу, получая за нее зарплаты и премии. В плотной московской жизни на концерте детского хора можно наткнуться на православного бизнесмена, дававшего деньги на разжигание войны в той самой стране, на презентации модного издания в книжном магазине — на бывшего писателя, призывавшего ехать туда воевать, в модном кафе — на бывшего «премьер-министра» одного из орудующих на тамошних больших дорогах «правительств».
Если приглядеться и призадуматься, понимаешь, как много вокруг плодов этой войны. Не где-то далеко, под безымянными крестами в Псковской области, а рядом, в каждодневном потоке жизни. Купленные на заработанные в стране по соседству телефоны, машины, дома, сделанные на этой войне карьеры присутствуют тут, рядом с нами, движутся в нашей общей кровеносной системе. Первое время, когда ты это понимаешь, тебя трясет. Но не будешь же жить в таком состоянии; со временем проходит. Все мы взрослые люди, жизнь продолжается, и в ней, хотим мы того или нет, приходится соприкасаться не только с приятными вещами.
Может ли быть смена военного обострения на ленивые и усталые перестрелки подобна смене времен года, которые идут своим чередом, нанизываются, как годовые кольца у дерева, никого не удивляя и не шокируя? Возможно ли после Донецка, Иловайска, Дебальцева, после малайзийского «боинга» и убийства Немцова просто жить дальше?
Да почему же нет? Рассуждения о том, что неискупленная кровь как-то затрудняет жизнь, отравляет организм, — наивность, абстракция и детский максимализм. Опыта предостаточно. Надо же как-то двигаться вперед. Всегда получалось, неужели же не получится сейчас?
Да, последствия некоторых действий останутся, их не отменить. Останутся санкции, к которым подстроится не только экономика, но и общественное сознание. Жить «в сознании войны» постоянно трудно и психологически утомительно и ее поджигателям, и борцам с нею. Особенно когда вокруг благополучная и похорошевшая Москва, согреваемая уже совсем весенним солнышком, с ее уютными кухнями и кафешками, увлекательными выставками и концертами, на которых так хорошо забыть о неприятностях. В ее супермаркетах попадаются повоевавшие охранники, на госканалах — люди, на совести которых — призывы к убийствам, а в ее кабинетах, вплоть до самого важного, сидят начальники, отдававшие приказы, обернувшиеся этой войной, — но в России же всегда жизнь была накрепко переплетена со смертью, а обыденность держалась на том, о чем лучше не задумываться, не впервой, не привыкать.
Экономическое оживление и политическая оттепель, конечно, временные. Привыкание к санкциям и ограничениям, как привыкание к боли, позволяет жить почти нормальной жизнью, но не дает двигаться вперед. Новое изменение нефтяной коньюнктуры (кажется, цены уже снова пошли вниз), новые условия на рынке, чуть более сильное, чем обычно, сезонное колебание потребительского спроса легко обнулит весь с таким трудом обозначившийся рост. Но временность, неокончательность — самый привычный режим и для власти, и для граждан. Так уж исторически сложилось. Для серьезных изменений нужен коренной пересмотр оснований, на которых держатся нынешние и политическая, и экономическая конструкции, а взяться ему, разумеется, неоткуда. Но ведь надежных изменений никто и не ждет. Привычка как-то справляться с трудностями и жить дальше, сегодняшним днем, ни на что всерьез не надеясь в будущем, — то, что красиво называется «узким горизонтом планирования», — это ведь на самом деле результат не нынешнего кризиса, а гораздо более фундаментальных вещей.
В основе этого устройства — не проговариваемое вслух знание о том, что любые преступления и любые жертвы останутся безнаказанными и любая неправда сойдет с рук. Нравственных и юридических (потому что верховенство права — результат согласия граждан признать таковое) сдержек ни у власти, ни у начальников самого разного уровня — от семейных тиранов до обитателей самых важных кабинетов — не существует. Весна весной, но, когда власть в очередной раз почувствует, что свои проблемы можно решить очередным преступлением, она, конечно, пойдет на это, просто потому что это легче всего. Ведь ответственности нет, а сознание преемственности по отношению к преступникам и совершенным ими преступлениям, по большому счету, сильнее любого другого.
Почему нет-то? Нельзя? Кто сказал, что нельзя?
