Право народов на самоопределение становится в последнее время поводом для множества дебатов, конфликтов и даже захватов и аннексий. Принцип цитируется все чаще, но что стоит за этим принципом обсуждается редко. Откуда берется право на самостоятельное политическое будущее? Или обязанность подчиняться правительству некоторой страны? Должны ли страны отпускать регионы в свободное плавание – или препятствовать отделению? На эти вопросы пытался ответить политолог и специалист по сецессиям Джейсон Соренс, прочитавший третью лекцию в цикле «Возвращение этики». (Видео смотрите тут, а слайды — тут).
Сегодня я буду говорить о сецессии. Мы с вами должны определить, когда сецессия допустима. В каких случаях это нормально, что группа людей пробует отделиться, и в каких случаях правительство должно отпустить их, чтобы они могли сформировать собственное государство?
Сперва давайте разберемся с определениями. Что такое сецессия? Сецессия — это выход группы людей и территории, на которой они проживают, из-под суверенитета существующего государства и создание ими нового государства с определенным суверенитетом над ними и над той территорией, на которой они проживают.
Что же такое суверенитет? Теоретики права выделяют два вида суверенитета: внутренний и внешний. Внутренний суверенитет относится к политике, которая реализуется на этой территории, это — внутренняя политика. Имеет ли право региональное правительство принимать фундаментальные решения без права вето со стороны федерального правительства? Если такое право имеется, то это определенный внутренний суверенитет. Обычно это один из компонентов понятия «федерация». Федерация — это система управления, когда у нижестоящих правительств есть внутренний суверенитет. Кстати, согласно этому определению Российская Федерация не вполне федерация, потому что субъекты Российской Федерации не пользуются правами этого внутреннего суверенитета. Внешний суверенитет означает, что у правительства есть какие-то внешние отношения с другими правительствами. Они могут вести внешнюю политику, развязать войну, иметь дипломатические цели. Строго говоря, сецессия означает получение не только внутреннего, но и внешнего суверенитета.
Теперь, когда мы ввели понятие сецессии, давайте получше разберемся в том, что это такое и чем сецессия не является. Сецессию надо отличать от ирредентизма. Ирредентизм происходит от итальянского слова irredento, что означает «неискупленный». Италоговорящие территории за пределами Италии оставались неискупленными до тех пор, пока они не вошли в состав Италии. Ирредентизм — это переход территории из юрисдикции одного государства в юрисдикцию другого.
Наконец, еще один важный термин: раздел. Раздел — это принудительное разделение населения по разным территориям. Сецессия может подразумевать разделение, но не всегда. Разделение может подразумевать сецессию, но тоже не всегда. Например, Индия была разделена на Пакистан и Индию, а Кипр — на греческую и турецкую части. Важно различать эти два понятия как в научных целях, так и для этического дискурса, потому что мы можем по-разному оценивать передачу территории одного государства другому и обретение какой-то территории независимости. При втором сценарии открывается дверь завоевателям. Неудивительно, что международная система скептически относится к движениям ирредентизма и сецессионизма.
Знаете ли вы примеры сецессии? Испания, да! В Испании есть несколько движений сецессии. Самое крупное — это Каталония. Каталония стремится выйти из состава государства и обрести независимость. Квебек в Канаде дважды голосовал на референдумах за независимость. Великобритания. Многие в Великобритании хотят выйти из состава Европейского союза, можно, конечно, рассматривать это как сецессию. Шотландия хочет выйти из состава Великобритании, но остаться в Евросоюзе. Нагорный Карабах хочет выйти из состава Азербайджана и добиться международного признания. Возможно, в этом есть компонент ирредентизма, потому что если им разрешат выйти из состава Азербайджана, то они могут захотеть войти в состав Армении, но они могут проголосовать и за независимость. Бывшие страны СССР.
Вот несколько примеров территорий сецессий в западных демократиях с 2000 по 2013 год. В западных либеральных демократиях сторонники сецессии могут создавать политические партии, избираться в правительство и даже формировать региональное правительство. Какие регионы самые сепаратистские земле?
Во-первых, это Страна Басков. Там 55% населения поддерживают сепаратистские настроения. Фландрия в Бельгии — более 50% сторонников сецессии. Фарерские острова, которые принадлежат Дании. Каталония, Квебек, Шотландия, Гренландия, Наварра, Венето, Корсика и Ломбардия. Как вы могли заметить, только в нескольких регионах сепаратистские настроения преобладают. Даже в Стране Басков и во Фландрии, где сепаратистские настроения преобладают, не хотят выходить из состава государства прямо сейчас. Когда-нибудь, но не прямо сейчас.
Сецессия — достаточно сложный процесс, по крайней мере в западных либеральных демократиях. У нас нет таких сильных сепаратистских настроений, как, например, у курдов в Ираке, где 95% курдов хотят добиться независимости. Может быть, это в какой-то мере связано с тем, что либеральные демократии прошли через долгий путь построения своих государств и демаргинализации своего населения, а развивающиеся страны через это не прошли.
Еще один способ смотреть на сецессию в контексте мира — это изучить конфликты вокруг сецессии. Вот карта мира. На ней показаны внутригосударственные территориальные конфликты с 2011 до 2014 года. Это данные Университета Уппсалы. От внутригосударственных конфликтов гибнут примерно 25 человек в год, среди которых повстанцы, воюющие с правительством. И как правило, есть территориальный спор, когда повстанцы добиваются автономии или независимости. На этой карте обозначены внутригосударственные конфликты.
Моральные вопросы сецессии
Теперь перейдем к морали. Она ставит перед нами три принципиальных вопроса. Можно ли разрешать призывы к сецессии? Может ли [регион] X отделиться? Должна ли [страна] Y препятствовать сецессии [региона] X? Эти вопросы могут показаться похожими, но на самом деле между ними есть тонкие различия. Может быть такая ситуация, когда в каком-то случае какому-то региону нельзя выйти из государства, а каким-то народам можно разрешить пропаганду сецессии. Может, каким-то регионам не стоит пока выходить из состава государства, а где-то (даже если это негативно для государства) правительству не стоит препятствовать выходу этих групп населения из состава государства. В каждом случае ответы на эти вопросы будут разными.
Давайте подумаем, как нам отвечать на эти вопросы. Начнем с первого: следует ли разрешить призывать к сецессии? Должно ли быть разрешено людям говорить: «Я хочу, чтобы моя нация стала независимой»? Многие правительства не разрешают этого. Не только Россия, но и Турция, Индия, Шри-Ланка, Пакистан. В этих странах есть сецессионистские движения, но речь в защиту сецессии криминализирована. Например, если вы в Индии скажете: «Я хочу, чтобы Кашмир отделился», за это можно сесть в тюрьму. Как вы думаете, это хорошо или нет? Ответ зависит от вашего отношения к политическим высказываниям. Если вы считаете, что политические высказывания допустимы, — в этом случае, безусловно, дедуктивно получается, что нужно позволить говорить о сецессии. Должно ли быть разрешено высказывать политические идеи, даже опасные? Давайте предположим, что сама идея сецессии опасная, хотя, может, она и не опасна. Если мы решаем, что сецессия опасна, можем ли мы разрешить, чтобы кто-то пропагандировал эту идею? Есть разные доводы за и против.
Я хочу, чтобы вы все задумались над этим вопросом — можно ли допустить свободное высказывание политических идей? Английский философ и экономист Джордж Стюарт Милль написал книгу «О свободе» в 1859 году. Он высказывался в пользу свободы политического выражения, невзирая на ее опасность или ошибочность. Человеку должно быть разрешено об этом говорить, публиковать свои идеи, организовывать политические партии и движения вокруг таких идей. Почему Милль так думал? В одной цитате мы можем найти его позицию: «Истина больше обретает даже от ошибок того, кто с должным прилежанием и подготовкой мыслит самостоятельно, чем от правильных мнений тех, кто разделяет их потому, что не желает утруждать себя размышлениями».
Другими словами, если люди верят в праведную идею только потому, что им не разрешено говорить или верить в другие идеи, их понимание свободы становится бесплодным. Ты не знаешь, почему ты веришь в то, во что веришь, разве что истина и правда становятся предубеждением — и это ослабляет саму идею правды. Поэтому люди должны иметь возможность высказывать неверные политические идеи, поскольку им можно будет доказать, что они ошибаются. Только так можно поколение за поколением убеждать в правде. Они должны иметь свое место на так называемом рынке идей, чтобы мы могли все обсудить и узнать правду. Это соображение не окончательное, но веский аргумент в пользу свободы политического высказывания. Давайте перейдем к более сложным вопросам — второму и третьему.
Я не думаю, что в этой комнате много людей, которые хотят криминализировать политическое высказывание. Но давайте обсудим более неоднозначные вопросы — когда мы можем оправдать сецессию? В каком случае мы можем оправдать попытку создать независимое государство? Одним критерием может стать геноцид. Если ваша национальная группа испытывает на себе геноцид, если определенную этническую группу власть пытается стереть с лица земли. Можете ли вы привести весомые доводы, почему какая-то группа вправе желать независимости? Например, правительство систематически дискриминирует вас в сфере экономики. Скажем, представителям определенной этнической группы не разрешено иметь бизнес. Или представители этнического большинства пользуются преференциями от властей, получают правительственные контракты, места в школах и университетах. Так бывает. Например, в Шри-Ланке: сингалы пользуются преференциями при поступлении в университеты, а тамильское меньшинство сталкивается с дискриминацией. В Малайзии малайцы пользуются преимуществами в экономике. В бизнесе 40% всех владельцев компаний должны быть малайцами — и это способ дискриминации китайского меньшинства. Это причина для того, чтобы попробовать отделиться, раз уж власть решает плохо к вам относиться. Есть ли другие причины, по которым сецессия является оправданной? Если большинство хочет независимость? Вот так просто, без веских причин? Это тоже надо иметь в виду в качестве критерия. Желание большинства обеспечивает легитимность их обращения к правительству.
Этнические чистки. Когда, например, людей выгоняют из дома. Жесткая политическая дискриминация, когда вам не позволяют избираться и есть предубеждение против вашего этноса. Даже авторитарный режим: если вами правит диктатор, а вы хотите установить более либеральную форму правления. В Университете Дьюка работает политический теоретик, видный мыслитель в области этики сецессии Аллен Бьюкенен. Он говорит, что сецессия оправданна в том случае, если у вас есть — как он это называет — право противодействия. Другими словами, если правительство делает вам плохо, тогда у вас есть право на сецессию. Но не в другом случае. Бьюкенен считает, сецессия — это способ наказать власть, которая ведет себя плохо, и поощрять власть, которая ведет себя хорошо. Если власть переходит к авторитарному правлению и угнетению — это триггер для того, чтобы начать сецессию. Такого его мнение. Но мы говорим о том, что сецессия может быть возможна и в других обстоятельствах, шире.
Как насчет невыгодного налогообложения? Правительство может экономически не ущемлять вас напрямую, но что, если ваш регион страдает от распределения налогов? Обычно это беда относительно богатых регионов вроде испанской Каталонии. И налоговое ущемление в Каталонии достаточно очевидно. Расход государственных средств на человека там даже ниже, чем в Эстремадуре, одном из беднейших испанских регионов. Люди, построившие более сильную экономику, вынуждены тратить меньше на своих людей — и, возможно, это причина для сецессии.
Дальше: принципиальные идеологические различия. Может ли кто-то из вас привести пример, когда сепаратистское движение основано на идеологических различиях по сравнению с другими регионами страны? Мы хотим совсем иначе управлять своей страной, так что мы хотим отсоединиться. Китай и Тайвань. Украина? Различия между Западной и Восточной Украиной носят частично культурный, частично идеологический характер. Возможно, Восточная Украина более комфортно чувствует себя в условиях плановой государственной экономики. Я не знаю, как сейчас, но до войны опросы общественного мнения на востоке Украины показывали, что большинство против отсоединения. Не знаю, как сейчас. Здесь мы можем говорить и о Шотландии. Не сказать чтобы были прямо принципиальные различия, но Шотландия более левая. Есть перекос в области выделения бюджетных средств и оказания услуг населению. Дальше — незащищенность культуры. Здесь мы говорим о языковой политике. Возможно, вам кажется, что власть недостаточно серьезно относится к угрозе сохранению вашего языка в долгосрочной перспективе. Это неоднократно происходило в мировой истории.
А когда сецессия неоправданна? В каком случае причины для отделения плохие? Да, ИГИЛ. У них есть фундаментальные, идеологические различия: они хотят пытать людей и насильственно обращать их в свою веру. Это хороший пример. Вы просто хотите нарушать права меньшинства на своей территории. В США мне часто задают вопрос: а что вы думаете о Конфедерации? Как вы думаете, может, следовало отпустить конфедератов, чтобы они могли отделиться и оставить рабство на своей территории? Нет, я не думаю, что это хорошая причина, чтобы отделиться. Если вы хотите пожертвовать своей независимостью, то, может, вам не стоит иметь независимость в этом случае.
Если сецессия противоречит воле большинства населения в новом государстве. И может, это прозвучит необычно, но такое бывает. Например, если сецессия приведет к налоговому ущемлению тех, кто остался на территории государства. Противники независимости Каталонии говорят: «Вы — эгоисты, вы хотите выйти просто, чтобы не помогать остальной стране, а вы обязаны это делать». И я вижу, что разумные люди думают, что это веская причина для отказа от независимости. Но если вы так волнуетесь о социальном и материальном равенстве, что хотите запретить сецессию, не следует ли вам с таким же рвением подумать о единстве, об объединении с более бедными странами? Если по причине фискального неравенства Испания хочет оставить Каталонию в своем составе, то, может, у нее есть моральное обязательство на то, чтобы объединиться с Гамбией или Зимбабве? Поскольку это действительно бедные регионы. Андалусия и Эстремадура не настолько бедные, как Зимбабве. Если вы хотите равенства — включите Зимбабве в состав страны. Мне кажется, эти причины выглядят немного надуманными.
Есть еще такой аргумент: а что, если сецессия подрывает демократическую дискуссию? Так часто отвечают сепаратистам Шотландии, востока Украины и Тайваня. Им говорят: если мы дадим вам право на сепаратизм по идеологическим причинам, то это подорвет демократическую дискуссию в нашей политической системе. Чем больше идеологического разнообразия в стране, тем лучше. Профессор Университета Чикаго Касс Санстейн защищал этот тезис: демократическое разнообразие ценно, и потому мы должны настороженно относиться к сецессии.
Откуда берется легитимная власть?
Хорошо, теперь третий вопрос: когда можно разрешить или запретить сецессию? Этот вопрос отличается от предыдущего — когда сецессия оправданна? Вопрос в том, следует ли иногда разрешать нежелательную или несправедливую сецессию? Например, мы говорим о том, что злоупотребление наркотиками неоправданно и делать себе инъекции героина плохо по моральным соображениям. Тем не менее кто-то на это может ответить, что в законодательстве может не содержаться нормы, согласно которой люди, делающие это, являются нарушителями закона. То есть мы должны подумать прежде всего о том, когда сецессия является оправданной, и подумать, когда она должна быть запрещена, в случае если она является неоправданной. Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны подумать, что делает власть легитимной? Что дает право правительству решать? Государство — это искусственное образование, группа людей, которая диктует другим людям, что им делать. Для этого нужны основания. Иногда это оправданно, иногда нет.
Итак, что оправдывает ситуацию, в которой одна группа людей управляет другой группой? Есть у вас какие-то соображения на этот счет? Что придает правительству легитимность? Да, в демократии правительство должно быть избрано народом, таким образом оно приобретает легитимность. Если у вас демократия — вы легитимны, если у вас не демократия — вы не легитимны. Еще какие критерии? Обеспечение безопасности для членов общества — это достаточно общее определение. Что обуславливает легитимность государства? Государство должно творить добро для своих людей, оно должно обеспечивать общественное благо для своего населения. Правительства, которые преследуют цели общественного блага, — легитимны, а которые не преследуют — не легитимны. Дальше. Если правительство лучше разбирается в ситуации, чем население, оно имеет право управлять, оно приобретает легитимность. Но опять же мы приходим к понятию общественного блага.
Божественное право? Нечасто такой аргумент приходится слышать, но Роберт Филмер писал [в XVII веке], что первый сын Адама является законным правителем мира, потому что у него божественное право. И надо генеалогически проследить, кто ему наследует. Я не слышу теории, популярной у американцев: согласие быть управляемыми кем-то. Британский философ Джон Локк возразил Роберту Филмеру: он отрицал божественное право и считал, что правительство становится легитимным тогда и только тогда, когда получает согласие народа, которым управляет. Что привлекательно в этой теории Джона Локка — это то, что правительство подчиняется общественному договору. То есть я даю вам право решать за меня какие-то вопросы, выписываю доверенность, что я согласен, чтобы вы принимали какие-то решения за меня. И если я не согласен, существует определенная процедура по отзыву доверенности. Может, с правительствами то же самое? Может, мы соглашаемся, чтобы правительства принимали за нас какие-то решения? Такой общественный договор.
Это теория Локка, что правительства создаются группой людей, которые объединяются и в буквальном смысле подписывают договор. В свое время Локк думал, что именно так и формируется правительство: собираются люди, пишут документ, возможно, пишут свои имена, может, высекают их в камне. Так раньше формировались правительства. Потом это перешло в формат молчаливого согласия. Никакой договор не подписывается, но подразумевается. Территории и полномочия были переданы этим правительствам от предыдущих поколений, скажем так. Кто-то, кто гостит в чьем-то доме соглашается с правилами, принятыми в этом доме. То есть, если вы придете на эту вечеринку, вас на ней попросят потом помыть посуду. Если откажетесь, вас попросят уйти, потому что вы нарушаете правила, принятые в этом доме. И может быть, там не будет каких-то юридических последствий, судебных последствий, но в любом случае вас ждут последствия несоблюдения каких-то правил. Это теория Джона Локка.
И есть еще одна теория. Это — «гипотетическое согласие», понятие, которое ввел политический философ Джон Ролз. Он считал, что правительство легитимно, если выбрано разумными людьми. То есть не просто выбранное правительство, а выбранное разумными людьми. Я могу коротко поделиться, что я на этот счет думаю. Если бы я проводил какие-то сделки с вами и если бы я, допустим, что-то пытался вам продать, а вы бы сказали: «Нет, мне это не нужно», а я бы вам ответил: «А вот разумный человек купил бы, так что берите, а мне дайте свои деньги». Вот так и поступает иногда правительство. Оно забирает у вас деньги в виде налогов. И если бы оно сказало: «Вы знаете, разумные люди согласились бы на это, и если вы не согласны, то вы не разумный человек». Мне кажется, это не совсем разумная идея. У нас же другие человеческие отношения. Люди рождаются на свет с данными от рождения правами и, возможно, божественными правами. Есть определенные врожденные права. И люди, которые становятся правительством, имеют те же самые права, а не больше прав.
Демократия — тоже аргумент, я его встречал. Что мы имеем в виду под демократией? Это выбор большинства. Когда большинство людей хотят это правительство и его действия легитимны. У меня есть кое-какие вопросы. По крайней мере, есть несколько причин, почему я не согласен с этой логикой. Представьте, что мы с вами пришли в определенный район. У нас есть такое понятие, как организованные дружины, они несут вахту, смотрят за порядком в районе. У вас такое есть? Итак, представьте, что народная дружина у вас в районе — люди, которые нацелены на предотвращение преступности. Допустим, они хорошо работают, ловят каких-то преступников. И вы думаете: «О! Они хорошо работают на общее благо». Но потом выясняется, что им нужны дополнительные ресурсы, им нужна какая-то форма, возможно они хотят нанять каких-то натренированных людей или купить оружие, для того чтобы предотвращать вооруженные ограбления. И вот они хотят собрать деньги на все это и проводят благотворительную распродажу. У вас такое есть? Есть такие школьные ярмарки, когда ученики что-то пекут и собирают деньги на благотворительные цели. Соответственно, они собирают деньги, но этого недостаточно для их целей. Так они не смогут предотвратить полностью волну преступности на районе. И тогда они решают: давайте проведем голосование на районе и введем налог на жителей района. Они ходят по всем соседям, они собирают деньги на приобретение оружия. Они говорят, что это им нужно, чтобы эффективно бороться с преступностью. И потом проходит собрание всех соседей, и большинство говорит: «Мы — за!», а меньшинство говорит: «Мы — против, мы не будем платить эти деньги». И что тогда делает народная дружина? Она ходит от двери к двери и говорит: «Вы знаете, подошло время этого обязательного взноса». Могут ли они насильственно отбирать деньги у людей, если так решило большинство? Если вы с этим согласны, тогда к вам просто придут люди и скажут: «Вы должны дать нам деньги. Или мы… не знаю что… Вот у нас есть такие сияющие пистолеты, и мы отведем вас в подвал и проведем судилище. Лучше заплатите этот обязательный членский взнос».
Может, налогообложение и не так работает, но оно обязательно, и есть угроза попасть в тюрьму. Будут ли представители народной дружины оправданы в своих действиях? Я так не считаю, даже если большинство моих соседей скажут, что они за этот обязательный взнос, это не налагает на меня никаких обязательств. И в реальности так никто не поступит. Если бы народная дружина так поступила, ее саму посадили бы в тюрьму. То есть может ли какое-то большинство само по себе оправдать действия правительства, включая налогообложение, приведение в исполнение уголовного права? Правительства должны иметь какое-то оправдание для всего остального, что они делают, чего не могут делать обычные люди. Мне вот нельзя вводить налоги, и мне не должно быть это разрешено. Но правление большинства не звучит убедительно.
И, наконец, есть оправдание общественным благом. Современный философ Дэвид Копп написал статью «Идеи легитимного государства». В ней он говорит: представьте, что есть такая латиноамериканская страна, где банда наркодилеров пришла к власти, свергнув правительство. Будут они считаться легитимным правительством? Копп говорит «да», потому что, если они исполняют то, что должно делать правительство, если они выполняют свои функции, они являются легитимными. Если они реализуют функции, которые присущи государству, которые присущи правительству, они легитимны, они работают на общественное благо. Есть определенные стандарты общественного блага. Это аргумент, который говорит, что любое правительство лучше, чем анархия. То есть даже власть банды может быть лучше, чем анархия. И, соответственно, если мы не поддержим банду, которая пришла к власти, в противном случае у нас просто не будет правительства. Вот это теория общественного блага.
Давайте поговорим о случаях, когда правительство лучше, чем отсутствие правительства. Допустим, Северная Корея. Там правительство гораздо хуже, чем анархия. Лучше бы там вообще никакого правительства не было. Но, соответственно, есть ли правительство, которое лучше любого правительства? У вас должны быть какие-то идеи относительно того, что такое идеальное правительство, как оно должно служить общественному благу. Подумайте. Если у вас основной критерий — общественное благо, то если вы примените этот критерий — это дает право каждому человеку говорить, что это правительство нелегитимно, потому что оно не соответствует общественному благу. Если вы так думаете, то действительно ли вы должны подчиняться такой власти? Это рецепт на самом деле хаоса, потому что это дает право всем говорить, что эта власть нелегитимна. Потому что каждый тогда будет говорить, что правительство, которое я себе придумал, более легитимное, чем то, которое у нас есть на самом деле. И если бы оно было организовано, то нам было бы лучше, чем при существующем правительстве. И я также считаю, что идея общественного блага — это достаточно противоречивая теория. И многие, я уверен, со мной не согласятся.
Как теория согласия соотносится с правом на сецессию? Считается, что Генри Форд сказал в ответ на вопрос клиентов, можно ли купить Форд Т не черного цвета: «Да! Можете купить машину любого цвета при условии, что она будет черной». Ну, он мог быть вправе так сказать, без него этой машины вообще не существовало бы.
Правительства поступают с нами точно так же. Но необязательно они создают что-то новое. Они говорят: «Мы хотим, чтобы вы согласились с нами, но, если вы не согласны, это вообще ничего не изменит, мы все равно будем вводить налоги, мы все равно будем принимать законы, которые вы должны будете соблюдать» и так далее. То есть можно ли сказать, что согласие обязательно, если при отсутствии согласия ничего не меняется? Мы подписываем с вами договор, я говорю, что даю вам товар, вы даете мне деньги. Но если вы не согласны с этим договором, то сделка все равно произойдет, все равно вы должны будете отдать мне деньги. Вы можете выбрать не соглашаться со мной и не подписывать договор, но это ничего не меняет. Дает ли подобное согласие или несогласие мне моральное право делать контракт, договор обязательным к исполнению? В обычной жизни по закону это не будет считаться согласием.
Допустим, у вас есть договор, в котором говорится: «Вы будете мне повиноваться. И я что-то для вас сделаю, а что-то нет, но в любом случае я никаких обязательств на себя не беру». Это действительный контракт или нет? Я не знаю, как работают все правовые системы, но в британском и американском праве такой договор не может считаться законным. Нельзя обязываться дать кому-то что-то, не получив чего-то взамен. Как это связано с правительствами? Подумайте вот о чем: правительства реализуют программы, но разве они обещают что-то лично вам? Давали ли они вам подписать какой-то документ, в которым говорится: «мы обязуемся дать вам вот это, а если мы этого не сделаем, вы вправе подать на нас в суд, и тогда третья сторона обеспечит реализацию этого». Наверное, у каких-то крупнейших инвесторов или у крупнейших мультинациональных корпораций есть подобные договоры с правительствами. Но лично я никакого такого договора от правительства не получал, чтобы они в нем конкретно мне что-то обещали в обмен на что-то. И не говорили, что есть какая-то третья сторона, от которой мы можем потребовать проследить за соблюдением этого договора.
У правительства есть конституция, а вы можете с ним судиться. Но что интересно — судебная система создается правительствами. Это не совсем нейтральная часть. Европейский суд по правам человека существует потому, что правительства присоединились к нему, но они могут отказаться от этого, выйти из этого соглашения. То есть он не является беспристрастным, нейтральным арбитром. Вы можете сказать государству: «Я хочу кого-то действительно нейтрального и беспристрастного в качестве третьей стороны, давайте это обсудим». Если говорить о конституциях, то правительства вправе обеспечить их исполнение в судебной системе, но только по отношению к населению в общем, но не к вам лично. Например, Конгресс говорит: «Конгресс не вправе издать закон, который устанавливал бы какую-либо религию». Так что правительство США не может основать какую-то церковь или поддерживать любую из церквей. Это обещание правительства по отношению к населению, но оно не обеспечивает ваше личное право на свободу религии.
В США было несколько судебных дел: люди, которые подвергались нападению, вызвали службу спасения, но полиция не приехала. Они подавали иск против государства и говорили: «Что это за небрежность? Вы должны нас защищать, а полиция не приехала, когда я вызывал ее». И суды несколько раз выносили решение, что правительство не имеет конкретного обязательства осуществлять вашу защиту в качестве индивида. У государства есть обязательство создавать полицейскую организацию, но нет никакого обязательства оказывать вам услуги. И это не выглядит как действительное согласие. То есть большинство людей не согласны с тем, что ими будут управлять.
Заключение
Вернемся к сецессии. Возможно, она позволит большинству решить, что они хотят самоуправление в рамках определенной территории. Может, это лучше. Они могут стремиться к правительству, которое будет лучше, чем существующее правительство. Но в некоторых случаях большинство может доминировать над меньшинством. То есть сецессия не всегда оправданна только тем, что большинство поддерживает ее.
Только ли национальные группы имеют право на сецессию? Я бы сказал — нет. Поскольку что такое национальность, если не желание быть нацией? Если согласие является основой легитимности, то оно же должно быть основой национальности. То есть не стоит сводить сецессию только к национальным группам. Все государства в какой-то степени творят несправедливость, все они не легитимны в определенной степени. Это как шкала, по которой можно перемещаться, это не выключатель, который можно включить и выключить. И государство, которое прошло через сецессию, может быть так же легитимно, как и то, из состава которого оно выходит. Нужно подумать о том, какую роль в этом играет согласие. Прежде всего мнение большинства плюс уважение к правам меньшинства.
Уже мало времени осталось, так что я быстро. Общественное благо. Идея общественного блага предполагает ряд возражений против сецессии: если разрешить сецессию, то в мире будет слишком много государств. И кстати, это не так. Я вам показывал, что большинство выступает за сецессию в редких случаях. Но увеличение количества государств может быть неплохой идеей, потому что гражданские войны убивают больше, чем войны между странами. Гражданские войны гораздо чаще возникают в крупных странах.
И в гражданских войнах погибает в семь раз больше людей, чем в межгосударственных. Гражданские войны длятся дольше, чем межгосударственные. Если мы уменьшим размеры государств и количество населения, то у нас будет меньше гражданских войн. И это важно, когда мы говорим о конфликтах. Если вы посмотрите на график, который показывает соотношение межгосударственных и внутригосударственных конфликтов, то увидите, что гораздо больше гражданских внутригосударственных конфликтов, которые показаны здесь красным цветом, чем межгосударственных, показанных желтым цветом. В конечном итоге мои выводы показывают, что легитимизация сецессии уменьшает уровень насилия при сецессии.
Итак, один из выводов. Сецессия допустима, когда этого хочет большинство населения нового государства и когда новое государство будет так же уважать, в той же степени уважать индивидуальные права, как и старое государство. Если люди будут в большей степени удовлетворены новым правительством, чем старым, и если не получится тирании большинства, ущемляющего меньшинство, — вот два критерия. Я бы сказал, что общественное благо не оправдывает право народа на то, чтобы они управлялись против своей воли. Мы не можем отнимать права у одних и отдавать их другим, потому что это увеличивает количество радости в стране. Легитимизация сецессии должна способствовать общественному благу путем уменьшения насильственных конфликтов.
