Начну с пространной цитаты. Аргумент принадлежит Карлу Попперу, но я приведу его версию в изложении шотландского философа Аласдера Макинтайра в его книге After Virtue (в моем переводе):
«Однажды в старом добром каменном веке мы с вами беседуем о будущем, и я предсказываю, что в ближайшие десять лет кто-нибудь изобретет колесо. «Колесо? — спрашиваете вы. — А что это такое?» И тогда я описываю вам колесо, безусловно, с трудом подбирая слова, чтобы впервые пояснить, что будут из себя представлять обод, спицы, ступица, а может быть и ось. Затем я в изумлении умолкаю. «Да нет, никто не собирается изобретать колесо, потому что я сам только что его изобрел». ...Изобретение колеса не может быть предсказано, потому что необходимая часть предсказания — объяснение, что такое колесо; объяснить же, что такое колесо, — это и значит изобрести его. Легко понять, как можно обобщить этот пример. Любое изобретение, любое открытие, которое заключается прежде всего в подробном изложении радикально новой концепции, не может быть предсказано, ибо необходимая часть предсказания — это изложение в настоящем времени той самой концепции, открытие или изобретение которой еще только предстоит в будущем. Идея предсказания радикального концептуального новшества сама по себе — концептуальная бессмыслица».
Мы, однако, продолжаем жить так, как будто эта очевидная мысль никогда не была высказана, по-прежнему предсказывая свое будущее экстраполяцией, как если бы оно было обречено оставаться таким же, как настоящее, только больше и шире. Да и качество экстраполяции не очень: толпы научных фантастов и футурологов оказались бессильны предсказать эволюцию телефонной связи в сотовую.
Важно понять, что мысль Поппера покрывает социальную сферу нашей жизни точно так же, как и научно-техническую: ни у кого не хватило воображения описать устройство нацистского государства до его появления, а коммунистические утопии не имели ничего общего с теми, которые реально возникли впоследствии. В канун ельцинских выборов 1996-го российская прогрессивная общественность панически боялась рецидива коммунизма. Через 20 лет стало ясно, что бояться стоило и других вариантов. Незадолго до распада Советского Союза практически никто не решался его предсказать, а если кому такое и приходило в голову, люди, считающие себя ведущими специалистами в области подобных прорицаний, высмеивали эти аргументы. Когда крах все же произошел, всех повергла в минутный транс версия окончательной победы демократического либерализма и конца истории.
История принципиально непредсказуема, но мы по-прежнему с несгибаемым упорством пытаемся вывести из ее хаотического движения законы, которым она якобы подчиняется и которые позволили бы нам предсказывать будущее. Одна из таких попыток была предпринята на страницах журнала Atlantic в канун сентябрьского визита председателя КНР Си Цзиньпина в США. Ее автор, авторитетный политолог, гарвардский профессор Грэм Эллисон, предрекает нам войну, ссылаясь на так называемую ловушку Фукидида.
В чем заключается эта ловушка? Речь идет об одном-единственном предложении в «Истории Пелопоннесской войны». Анализируя причины этого конфликта, Фукидид пишет: «Войну сделало неизбежным восхождение Афин и опасения, которые оно вызвало у Спарты». Анализ вполне верный, тем более что Фукидид написал свою книгу по следам событий. Но Эллисон из простой констатации факта мастерит орудие исторического предвидения и возводит ретроактивное прозрение греческого автора в закон: каждый раз, когда появляется новый региональный или глобальный гегемон, у него возникает конфликт с предыдущим, который в большинстве случаев разрешается войной.
Вместе со своими сотрудниками Эллисон предпринял подробный анализ ситуаций, которые представляются ему в известной степени аналогичными, и установил, что в 12 из 16 рассмотренных случаев результатом стала война. Из этого он делает вывод, что в нынешнем противостоянии Китая и США война куда более вероятна, чем принято думать.
Этот вывод даже теоретически не убедителен. Предположим, что нам в руки впервые попала монета, и мы, еще не отягощенные никаким прежним опытом или знанием теории вероятности, бросаем ее 16 раз, чтобы понять, сколько раз выпадет орел и сколько решка. Первый выпадает 12, вторая — 4, ситуация вполне возможная, но делать из нее вывод, что из 160 попыток орел выпадет 120 раз — вопиющая глупость.
Это, конечно, абстрактное рассуждение, хотя, на мой взгляд, вполне достаточное, но можно присмотреться к деталям. Возьмем в качестве примеров Первую и Вторую мировые войны (№№11 и 12 в списке Эллисона) и сравним их с предыдущими. Некоторые, я в том числе, склонны считать обе эти войны двумя актами одной трагедии, но в данном случае существенно другое. Качественное отличие глобального конфликта от всех предыдущих очень скоро стало очевидным для всех тогдашних участников, и в том числе высота ставок в этой игре. Завоевание Сицилии, поставившее крест на амбициях афинян, в масштабах Второй мировой было всего лишь мелким эпизодом завершающей фазы. А изобретение и применение ядерного оружия явно сыграло решающую роль в том, что противостояние СССР и США в период холодной войны (№15) не завершилось вооруженным столкновением. Тут даже можно вынести за скобки то обстоятельство, что одной из сторон управляли люди, хотя бы в чем-то подотчетные электорату, а другой — деспотический режим. Обе стороны прекрасно понимали, что столкновение чревато тотальным взаимным истреблением — исход, который в Пелопоннесской войне был практически исключен.
Заодно, раз уж недалеко ходить, конфликт между СССР и Японией (№14) надо просто вычеркнуть: судьба Советского Союза была полностью поставлена на карту на восточном германском фронте, а для Японии это было реальное везение, развязавшее ей руки в ее тихоокеанских имперских планах. Обе стороны наверняка были довольны такой ситуацией, хотя перед финалом СССР сумел поживиться плодами американской победы. И точно так же анализ любого из номеров в списке наверняка подтвердит слова Си Цзиньпина о том, что конфликты были результатом взаимных просчетов.
С тех пор как общественные науки, в том числе политология, возомнили себя ровней естественным, ими движет зависть к вскрытию объективных закономерностей, которыми эти естественные могут похвастаться. Они забывают о том, что метод естественных наук подразумевает непременное условие «при прочих равных»: монеты в эксперименте должны быть абсолютно одинаковыми. Но в истории не бывает точных повторений, которые можно было бы таким образом изолировать, и сравнивать противостояние Афин и Спарты с США и Китаем бессмысленно.
Еще поразительней в статье Эллисона, что он не рассматривает в качестве возможного детонатора Россию, которая мало похожа на гегемона. Но в таком случае модель следует выбросить, потому что именно российское руководство дает сегодня пример вопиющей безответственности и нерасчетливости, чреватый ядерным взрывом.
Что же касается мнимой «ловушки Фукидида», то все, что нам следует о ней знать, сказал Си Цзиньпин («ее не существует»). Война либо будет, либо нет, и это исчерпывает список возможностей, но фантазии политологов никакого отношения к этому не имеют.
