Всякое обсуждение общественно-политических тем, особенно если речь идет о дискуссиях в идеологически расколотом обществе, не имеет смысла без общей стартовой точки, без единого набора представлений о непроговариваемом в силу общеизвестности и банальности. Разумеется, ничто в ближайшее время не исправит нашу политическую культуру так, чтобы дискутанты не пытались на старте заполнить воображаемое поле дискуссии нагромождением фигур. Так заканчиваются до 95% политических бесед в России: обе стороны, имея в виду склонить на свою сторону воображаемого третьего, а именно — безмолвствующий народ, демонстративно ставят на поле такое количество объявленных сверхвесомыми фигур, что об их столкновении и речи быть не может. От доски оба гроссмейстера отходят к сторонникам с победительным и лишь чуть растерянным видом. Как всегда, мы правы, да толку-то с той правоты. Оставшиеся пять процентов суть узкое поле возможного разговора, в котором «предположим» никогда не означает «ну-ка подь-ка сюда, ничтожество, да не бойсь, дурак». Именно тут нужна общая почва (все остальные варианты ничего, кроме громкой глотки, в общем, не требуют), и найти ее обычно несложно.
Беда в том, что стартовое соглашение не может быть ложным.
А оно, как правило, ложно, и не по нашей вине: объем и качество наших знаний об обществе в силу множества причин, которые вполне можно обсуждать, низки настолько, что, если честно, в последние пару лет мне очень нравятся дискуссии, в которых участники принципиально отказываются от любых предварительных суждений и мнений, самостоятельно исследуя любой факт. Особенно же мне кажется такой образ действия верным после изучения публикации Института социологии Российской академии наук (ИС РАН), последней большой публикации 2014 года, обнародовавшей данные второй волны общего исследования о положении, характеристиках и мировоззрении российского среднего класса. За последние несколько лет редкое количество социологических докладов содержит оценки, так убедительно демонстрирующие, что общепринятые представления в обществе о самом себе произвольны, очень часто неверны и практически никогда не могут быть использованы так, как это принято у политиков. В единичных проявлениях это, конечно, не новость, но доклад ИС РАН — сконцентрированная материя таких неудобных фактов (в той мере, в которой социология имеет дело с фактами, но обсуждение этой темы вне профессиональной среды мало кому содержательно полезно).
Начинать имеет смысл с предуведомления, которое также бессмысленно обсуждать: какого-либо «спора» о том, что такое средний класс в России, в среде социологов нет, они закончились в конце 90-х консенсусом о возможности и операциональности его описания в том же определении, в котором он описывался с 1960–1970-х годов для Великобритании, Германии и Франции. Спор о том, как в России соотносятся средние слои населения и средний класс, существует и не закончен, поскольку также общим местом для российской социологии является принятие гипотезы о «старом» и «новом» средних классах (доклад ИС РАН называет средним классом новый, а совокупность старого и нового средних классов рассматривает как «средние слои»). Наконец, для среднего класса в России социологи ИС РАН выделяют, как это характерно для любого постиндустриального общества Европы, «ядро» и «периферию». Как правило, в российской публицистике средним классом признается лишь его ядро — социологи такой подход отвергают, определяя также в прочих классах периферию, потенциально способную войти в состав среднего класса. Пределом размера среднего класса в России ИС РАН сейчас считает 50% населения. Все это чисто методологические расхождения, которые не повлияют на результат любого обсуждения. А вот консенсус, основанный на общих мнениях о свойствах среднего класса в России, немедленно заведет добросовестных дискутантов туда, где вообще лучше бы не оказываться.
Например, общее мнение о том, что средний класс в России — это преимущественно мужчины, ИС РАН опровергает абсолютно.
Да, в ядре среднего класса имеют некоторый вес мужчины-менеджеры, в том числе промышленных и торговых компаний. Но численно в сравнении с женщинами из среднего класса они существенно проигрывают: 70% среднего класса — именно женщины, и в самой общественной формации есть семьи среднего класса, есть одинокие женщины среднего класса, но почти нет одиноких мужчин. Напомню, в стране практически вся содержательная политическая полемика всегда велась и ведется в адрес воображаемого мужчины из среднего класса. Это консенсус от леваков до ультраправых: стоит ли удивляться, что агитация цели не достигает?
Агитировать при этом желательно молодежь из среднего класса или же обеспеченных мужчин старших возрастных групп. Увы, нынешних и реальных «хозяев страны» в массе нужно искать не там, говорят в ИС РАН. Самая крупная группа среднего класса в 2014 году — люди в возрасте от 31 до 40 лет, их там 40%. Большинство, напомню, женщины, а не мужчины, причем замужние женщины — поскольку, что бы не наговаривали на средний класс в России, состоящих в браке и мужчин, и женщин в нем статистически существенно больше, чем в классе рабочих. Одинокая жизнь вне брака чаще встречается за пределами среднего класса, никакие «западные влияния» в среднем классе семье не вредят.
Сразу скажем о фактах, разрушающих и «либеральную», и «консервативную» картину мира в России: политические воззрения среднего класса в России постепенно уравнялись с таковыми для остальных классов, и они какие угодно, но точно не «прозападные». Например, подавляющее большинство среднего класса в России идентифицирует себя как православных христиан (это именно самоидентификация), причем среди остальных классов чуть больше атеистов (17%), чем среди класса среднего (14%). Практически идентичен для среднего класса и всего остального населения выбор общекультурного пути развития России: более половины и среднего класса, и других классов уверены в неприменимости для страны западного пути развития. Ранее, в 2004 году, 43% ядра среднего класса (именно ядра — напомню, это в основном молодые женщины) были уверены в необходимости выбора «западного», что бы это не значило, пути, сейчас их число снизилось до 33%. В среднем классе существенно меньше, чем в рабочем, доверяют странам СНГ как политическим партнерам России, но если не вдаваться в детали, две трети среднего класса, как, впрочем, и все остальные, уверены, что «в Россию можно только верить».
Но строить на всем этом традиционалистскую пастораль бессмысленно: «третий путь» для России средний класс видит весьма неплохо, и это — отнюдь не национальное русское государство (его желают 16% среднего класса и 20% остальных), не «жесткая авторитарная власть» (16% и 21%) — во всяком случае, сторонников этих идей немногим больше, чем сторонников чистого экономического либертарианства (14% в среднем классе и 10% у остальных — это даже больше, чем число абстрактных «западников», сторонников интеграции с ЕС и США). Пятерка предпочтений среднего класса, несильно расходящихся с рабочим, и предсказуема, и изумляет. Первое место для всех — это Россия как государство социальной справедливости (49% среднего класса и 56% рабочего). Далее идет тройка чисто политических предпочтений: средний класс считает, что Россия должна быть «великой державой» (35%, рабочие этим интересуются, вы будете смеяться, меньше — 31%), он также желает сделать из России страну, уважающую традиции и моральные ценности (34% и 32%), наконец, Россия должна быть страной... прав человека, демократии и уважения личности (32% и 27%). Рьяных сторонников социальной революции в России — 1% в среднем классе и 2% в остальных. Категоричных ее противников — 27% в среднем классе и 29% в остальных. Та еще, в общем, революционная ситуация.
Хорошо, но что есть «собственный путь развития»? Как и для рабочего класса, средний класс более всего ценит нон-конформизм, внутренний локус-контроль («человек сам кузнец своего счастья, все зависит от нас») и «общество равных возможностей». В России существенно выше, чем на Западе, поддержка принудительного равенства, мало того, средний класс никак не меньше, чем рабочий, беспокоит социальное неравенство (это не я говорю, это опросы ИС РАН — претензии к социологам), но более половины среднего класса под «особым путем» подразумевает именно «американскую мечту»: кто больше работает, тот больше зарабатывает (например, в пять раз в рамках одной и той же деятельности для разных квалификаций). Среднему классу в большинстве (61% списочного состава) не нравится нынешний уровень социального расслоения, но он, как и остальное население, считает само по себе социальное расслоение необходимым. Оно сейчас в его глазах просто чрезмерно, его надо снизить — но не уничтожить как явление. Привет всем: в ИС РАН констатируют, что российское общество — довольно типичное общество модерна.
Классовая борьба, между тем, более чем показана. Тот, кто считает, что средний класс в России — это непонятные, случайно взятые ниоткуда конформисты, должен знать: средний класс — наследуемый статус, ценз — высшее образование родителей. Наличие одного или двух родителей с высшим образованием повышает вероятность попадания индивидуума в средний класс до 69%, более половины удачно родившихся оказываются в ядре среднего класса. Родиться и воспитываться надо в городе-миллионнике, во всяком случае, в облцентре, социализоваться в подростковом возрасте уж точно в городе с населением не менее 500 тысяч человек — иначе вероятность нахождения в среднем классе сильно меньше. Да, все мы родом из СССР, просто необычным образом. Если же вы коммунист и все-таки грезите нарастающей остротой классовой борьбы — ИС РАН специально отмечает, что распространенность ощущения конфликта между собственниками и наемными работниками с 2004 по 2014 год в среднем классе снизилась с 16% до 9%.
Скорее уж лучше ставить на обычный рабочий класс — там это ощущение свойственно примерно 20%. Остальным — не свойственно. Рот фронт, геноссен, не знаю, чем утешить.
Не знаю, чем утешить и ультралибералов. Средний класс в России — это вовсе не пожинающие плоды либеральных реформ 90-х предприниматели и сотрудники приватизированных предприятий. 68% ядра среднего класса работает на госпредприятиях и в госучреждениях и лишь 12% — на приватизированных. Трудится на приватизированных предприятиях в основном все тот же рабочий класс — 43% его состава. В средний класс — это в основном четвертичный сектор экономики, то есть женщины-профессионалы в бюджетном секторе, от финансистов до консультантов. Ошибаются те, кто считают, что эти женщины добились всего десятилетием инвестирования своего труда в рост своей квалификации, — напротив, число таких образцовых умниц снизилось в среднем классе с 15% до 6%. Вообще, среди них быстро распространяется своеобразное социальное уныние — за десятилетие сильно, до половины среднего класса, выросло число тех среди них, кто признает: на рабочем месте от них вообще ничего толком не зависит. Число рабочих, почитающих себя бессмысленными пешками, больше, но по крайней мере не растет.
Работа их также своеобразна: только половина из работающих россиян использует компьютер на работе (и средний класс несильно больше рабочего), зато лишь 21% не использует его вообще. Четыре пятых граждан России компьютерно грамотны — но в основном электронные технологии суть частная жизнь, развлечение и процесс потребления, но никак не работа, которая в основном ни с интернетом, ни вообще с чем-то цифровым и не связана толком. Учите английский? Возможно, напрасно. Три четверти представителей среднего класса уверены в том, что их работа знания иностранного языка не предполагает, профессиональная литература по специализации на английском — миф, ее почти никто не читает. И понятно, почему так. Согласно оценкам ИС РАН, средний класс в России — наиболее пострадавшая от «нового застоя» группа. Достигнутыми профессиональными и карьерными успехами в ядре среднего класса в 2003 году гордились 40%, в 2014-м — 14%, на периферии среднего класса — 25% десять лет назад и 5% cейчас. Если для кого-то и закрылись социальные лифты при Владимире Путине — так это для них. Совершенно понятно, исходя из доклада, что с ними случилось — их перетащили на госслужбу, обеспечили им разрыв в доходах с рабочими и оставили без дальнейших профессиональных перспектив.
Велик ли этот доход? Какой-то есть, в частности, до трети ядра среднего класса имеют сбережения, позволяющие им не работать один год (но не более), у остальных такие сбережения есть лишь у процентов. 10% ядра среднего класса имеют второе капитальное жилье (квартиру или дом не летнего типа, для постоянного проживания), среди остального населения второй дом есть у 3%. Однако: использование второго жилья как капитала, приносящего доход, — в среднем классе, говорят в ИС РАН, гораздо менее распространено, чем в рабочем. Рантье с московскими квартирами, как правило, к реальному среднему классу отношения не имеют. При этом занятно, но средний класс в России — это вовсе не больше сберегающая группа населения, а больше тратящая: периферия среднего класса, например, более активно сберегает, чем его ядро, которые и есть — безудержные потребители. Те, кто рисуют картину «потребительского общества» как массу пролетариев, на розничные кредиты накупившие себе панелей и дешевых иномарок, должны прежде всего заглянуть в зеркало и увидеть там огромные расходы на путешествия и в целом на образ жизни с приставкой smart. Общество потребления — это экодизайн и йога, а не вполне невинные шашлыки на кредитной Toyota в Серебряном бору.
А вот что меня действительно изумило — 13% населения России и около 4% среднего класса заявляют, что не имеют в доме холодильника.
И ведь какая опять же рисуется годная для патетических высказываний картина! Какие-то бессмысленные женщины-пиарщицы средних лет, предавшие национальные интересы за непыльную работу в госкомпаниях и разочаровавшиеся в своем выборе, мычащие что-то невнятное про социальную справедливость и равенство, но не склонные к самообразованию, вообще какие-то потерянные. А у людей в это же время даже холодильника нет. Но не спешите никого жалеть, лучше себя пожалейте: этому среднему классу дела нет до вас с вашими программами переустройства всего.
Чем он занят, над чем он работает? Как и положено среднему классу — над собой. Вы, например, скажете, что среднему классу в России свойственна атомизация, разрыв социальных связей — рабочий класс живет вот как более дружно, традиционно, с баяном и общим застольем, с военными песнями. Если бы. Во-первых, социологи ИС РАН вообще отрицают наличие определившихся социальных границ и барьеров в России: половина ядра среднего класса и две трети его периферии — имеют в постоянном, ежедневном дружеском круге общения бедные семьи. Неличных положительно оцениваемых социальных событий средний класс отмечает для себя втрое больше, чем рабочий — социологи ИС РАН вообще говорят, что рост текущих доходов вне среднего класса в России не ведет к существенным сдвигам в жизни в целом, деньги для рабочего класса мало что меняют. Во многом это коррелирует с тем, что средний класс, который принято воспринимать как глубоких снобов европейского типа, солидарен с гораздо большим числом выделенных социальных групп, чем другие классы, — говоря о «социальном пространстве», можно констатировать, что у среднего класса оно примерно в полтора раза шире. Социальная солидарность — удел среднего, а не рабочего класса: если кому-то нужно понимание механизмов политических событий в России последних трех лет, от Болотной до Славянска — оно в том числе и в этом. Просто подумайте, чего желают замужние женщины средних лет из госкомпаний, — это и будет часть того, что мы не понимаем о России.
Я думаю, этого достаточно для того, чтобы говорить открыто — мы в достаточной степени дезинформированы и в достаточной степени развиты для того, чтобы вступать в политические дискуссии без использования фразы «общеизвестно». Не общеизвестно, в общем, почти ничего. Мы вновь живем, под собою не чуя страны. Поэтому мне сейчас кажется более добросовестным честный открытый сторонник идеологии в чистом виде, оперирующий опирающимися на моральные принципы логическими выводами, — чем «прагматик» и оппортунист, развивающих стереотипы о другой стране, другом времени и других людях.
Первые, по крайней мере, знают, о чем говорят.
