В статье, опубликованной на сайте «Новой газеты» сразу после завершения голосования 4 марта, Кирилл Рогов совершенно точно указал на ключевой вопрос текущей российской политики: «Власти прямым текстом, в сущности, заявили, что готовы вести переговоры по любому вопросу, за исключением одного: честных выборов. Нечестные выборы, было сказано, это святое, этого мы тронуть не дадим. Это главный рубеж обороны вавилонской башни <…> Нечестные выборы — это и есть сегодня тот корень, который питает разросшееся пышное древо российской коррупции <…> И любые программы, переговорные процессы, многосторонние дискуссии, лежащие вне этой стратегической темы, будут пустой тратой времени».
В той заметке я попробую сделать следующий логический шаг и совместить указанный тезис с фактическими результатами голосования. Несмотря на традиционно большие масштабы фальсификаций, на мой взгляд, можно с большой долей уверенности утверждать, что если не абсолютное большинство, то достаточно близкое к этому относительное большинство проголосовало за Путина. С учетом сформулированного Роговым тезиса это означает, что весьма значительное относительное большинство избирателей поддержало нечестные выборы. Как хотите, но взрослый житель России, что бы он ни говорил вслух, не может не понимать (или хотя бы не ощущать в глубине души), что выборы нечестные и что, поддерживая Путина, он тем самым поддерживает «политику нечестности выборов» — если он, конечно, не клинический идиот, каковых в принципе не очень много на свете. Кроме того, я полагаю, что среди тех, кто проголосовал за других кандидатов, довольно велика доля тех, чьим мотивом был вовсе не протест против нечестных выборов и не стремление к честным выборам, а желание «социальной справедливости» или чего-нибудь подобного. Одним словом, я считаю правдоподобным тезис, что абсолютное или почти абсолютное большинство избирателей России поддерживает нечестные выборы или, по крайней мере, готово согласиться с ними, при условии, что нечестная власть обеспечит им лично или народу в целом какие-то другие блага — например, стабильность, материальное благополучие, сносное существование, социальную справедливость, могущество державы, бюджетные услуги, удовлетворение чувства зависти или еще что-нибудь.
Сразу оговорюсь: я не считаю этих людей «плохими», то есть сознательно стремящимися к «нечестности выборов» как к некоей ценности, целенаправленно объявляющими черное белым, а белое черным и т.д. Конечно, злые люди — осознанно злые, делающие выбор в пользу зла, — существуют, но их в любом обществе очень мало, и не их патологическая психика решает исход общественно-политических процессов. Тут дело в относительном весе тех или иных ценностей на личной ценностной шкале. Я думаю, что люди, делающие выбор в пользу нечестных выборов, в большинстве своем не против честности как таковой.
Более того, уверен, что в своей повседневной жизни большинство из них ведет себя вполне порядочно.
В том-то и состоит главный вопрос: как так получается, что субъективно честный и порядочный человек в том, что касается публичной власти, по существу делает выбор в пользу нечестности и непорядочности?
То, что я выскажу ниже, не результат каких-то социологический исследований (честно говоря, я плохо себе представляю, кто и как мог бы провести соответствующие исследования), а всего лишь моя гипотеза, основанная на том, что я вижу, слышу от других людей, читаю и наблюдаю. Тем не менее, до сих пор большинство получаемых мною новых сведений укрепляет мою уверенность в ее истинности.
Я думаю, что выбор в пользу нечестности выборов — это следствие глубоко укорененного мировоззрения и мировосприятия, если угодно, господствующей среди наших сограждан религии (а любая религия — это политическая религия). Человек с таким мировоззрением видит мир как некое поле игры сил, причем у этого поля совершенно отсутствует нравственное, этическое измерение. Он не «аморален» — ему вполне могут быть свойственны высокие нравственные чувства и замечательные душевные качества, он может вести себя честно и порядочно во взаимоотношениях с другими людьми, помогать своим ближним и т.д. Но нравственность для него — это всего лишь вопрос субъективного чувства или субъективного выбора того или иного человека. Если угодно, вопрос вкуса. Никакой объективной этики в реальности не существует, как и не существует этической причинно-следственной связи, в соответствии с которой нарушение объективных критериев влечет за собой объективную же ответственность.
И уж подавно никакие объективные нравственные критерии не могут применяться к «непреодолимой силе», каковой является публичная власть. Правители объективно обладают слишком большой силой, чтобы оценивать их и их действия по всяким субъективным и эфемерным этическим критериям, вроде «честности выборов». Но зато на силу можно попытаться воздействовать силой и/или договориться с ней.
Если некая большая сила обещает определенные ощутимые выгоды и демонстрирует готовность их обеспечить, хотя бы отчасти, то почему бы и не поддержать ее?
Какая честность, вы о чем? Хватит детского идеализма, только взрослый прагматизм. Надо смотреть на вещи реально и т.д.
Такая картина мира считается естественной и объективной, соответствующей природе вещей. Соответственно, те, кто пытается выдвигать объективные этические критерии оценки доминирующей силы (обычно это текущее начальство, но не всегда), в ее рамках выглядят как люди либо неадекватные («сами не знают, что хотят!», «ну чем они там еще недовольны, у них же все есть!», «с жиру бесятся!», «реальной жизни не знают!» и т.п.), либо злонамеренные («хотят еще себе что-то урвать!», «продались госдепу!» и пр.). И вряд ли надо отдельно говорить о том, что люди, осуществляющие публичную власть, от Путина и высших начальников до подавляющего большинства рядовых аппаратчиков, придерживаются того же самого мировоззрения. В этом смысле публичная власть вполне точно отражает глубинное мироощущение большинства.
По-моему, нет устоявшегося термина для обозначения описанного мировоззренческого комплекса. Мне кажется, что уместно было бы назвать его «сентиментальным аморализмом» — кажется, именно так его называл американский социолог Эдвард Бэнфилд. Разумеется, он распространен не только в России и весьма влиятелен на постхристианском Западе, хотя, как мне кажется, там его позиции гораздо слабее, поскольку на Западе это мировоззрение (по сути дела, разновидность весьма архаичного язычества) в свое время было гораздо более серьезно, чем в России, потеснено христианством.
Значит ли все вышеизложенное, что «режиму гарантировано сохранение на долгие годы»? Вовсе нет. Если ожидания по поводу получения благ в обмен на поддержку (или согласие) окажутся обманутыми, то сторонники нынешних правителей могут субъективно испытать сильное раздражение, которое может даже принять внешнюю форму нравственного негодования. Потерявший поддержку режим может рухнуть или пойти на фундаментальные уступки. Именно это и произошло в завершающий период существования СССР: режим потерял поддержку, но вовсе не потому, что большинство осознало его аморальность и преступность, а главным образом потому, что не исполнил давних обещаний и, более того, неразумной экономической политикой вызвал ухудшение повседневной жизни населения. Я считаю подобное развитие событий весьма вероятным и в современной России, поскольку логика подобных политических систем подталкивает правителей к деструктивным экономическим решениям, а продолжающийся мировой финансово-экономический кризис может значительно утяжелить их последствия. Но даже если «крах режима» и произойдет по такому сценарию, будут ли у сторонников свободы и честности в политике объективные причины для того, чтобы радоваться по этому поводу? Если большинство жителей России по-прежнему будут придерживаться сентиментально-аморального мировоззрения и займутся поиском новой внеэтической доминирующей силы, с которой можно будет заключить новый «контракт» об отказе от этических критериев в обмен на мирские блага, то такая сила, несомненно, найдется. Как нашлась она после крушения СССР.
Следует иметь в виду и еще одну вещь.
Сентиментальный аморализм — очень въедливое и заразное мировоззрение.
Об этом свидетельствует, в частности, то, что какие-то его элементы нередко можно наблюдать и у тех, кто в нынешней ситуации выступает оппонентом Путина и нынешней политической системы. Например, это хорошо видно по часто высказывающимся мнениям, что нынешняя волна протеста на достигла конечной цели («смены режима») потому, что ее участники не проявили достаточно решительности, стойкости, напористости, были слишком беспечны, или потому, что кто-то «слил протест», или потому, что «гэбня подкупила лидеров», и т.п. Здесь очень хорошо видна та же мировоззренческая модель: реальность есть поле игры сил, и побеждает тот, кто оказался сильнее, проявил больше решительности и волевых качеств; а если вы думаете по-другому, то есть признаете существование объективной реальности или право людей на заблуждение, то вы или дурак, или трус и предатель. И оказывается, что на глубинном мировоззренческом уровне представители оппозиции порой мало чем отличаются от путинистов. Но это тема для отдельной заметки.
Разумеется, все сказанное не основание для того, чтобы впадать в пессимизм. Просто такова, на мой взгляд, реальность, и те, кто считают свободу и честность объективными ценностями, должны видеть и понимать эту реальность, чтобы иметь возможность осуществить свои идеалы на практике. Да, вокруг очень много людей, чье мировоззрение несовместимо с нашим. Значит, для того, чтобы двигаться в нужном направлении, придется этих людей переубеждать, придется искать с ними общий язык и при этом быть готовыми к тому, что в какие-то моменты придется вступать в открытое противостояние. Придется свидетельствовать о своей вере и принимать последствия такого свидетельства. Но истории известно немало случаев, когда мировоззрение огромного множества людей менялось в исторически очень короткие сроки. Нет никаких оснований считать, что это невозможно в будущем.
