Питер Бауэр Пренебрежение реальностью

Большие надежды и появление сомнений

Согласно Гегелю, сова Минервы расправляет крылья лишь с наступлением сумерек. Закат карьеры благоприятен для осмысления общих тенденций развития общества и движущих его сил. Исследования, которым посвящаешь свою молодость, помогают впоследствии взглянуть на мир в широкой перспективе, но поглощают довольно много времени и внимания.

Как и многие мои современники, студенты-сверстники и молодые теоретики, в годы юности я возлагал на экономическую теорию большие надежды — как в отношении государственной политики, так и науки. И великие достижения в этой области вкупе с высоким интеллектом моих ученых коллег подтверждали мои надежды. Однако с начала 50-х вместе с возрастающими требованиями к экономической теории со стороны практиков у меня начали расти сомнения и опасения.

К примеру, я обнаружил, что экономисты систематически преувеличивают то влияние, которое их идеи оказывают на мир. В часто цитируемом отрывке из книги «Общая теория занятости, процента и денег» Кейнс утверждает, что в долгосрочном плане миром движут, в основном, идеи экономистов и политических философов. Если бы дело обстояло именно так, то в пользе свободной торговли мир убедился бы уже более ста лет назад. Позиция Кейнса в этом вопросе не выдерживает никакой критики. Более того, придавая излишнюю значимость идеям экономистов и политических философов, автор демонстрирует наивность и ограниченность своих мировоззрений. Он не учитывает влияние, оказанное основателями и лидерами религиозных течений, такими как Будда, Христос и Мухаммед, а также великими полководцами, такими как Александр Македонский, Юлий Цезарь и Наполеон.

Идеи экономистов действительно влияют на нашу жизнь, но только в широкой перспективе; как и любые другие идеи, они тоже имеют определенные последствия. Как отметил Милтон Фридман, экономисты могут предлагать политикам возможные решения проблем, однако им не следует вводить себя в заблуждение и преувеличивать свою значимость — будь то в долгосрочном или краткосрочном плане.

Еще задолго до ухода на пенсию я всерьез обеспокоился дальнейшей судьбой экономической теории. В особенности меня волновала повсеместно растущая тенденция к откровенному пренебрежению реальностью, в частности, к игнорированию самими экономистами основных положений своей науки. Я наблюдал, как впечатляющие достижения здесь сопровождались тревожными промахами.


Неожиданные промахи

Впервые я заметил, что экономисты пренебрегают реальностью, в 50-х годах. Наиболее очевидными тому примерами были проблемы долларового дефицита и порочного круга бедности.

Более десяти лет, в период с 40-х до 50-х, экономисты писали о неумолимо надвигающемся по всему миру долларовом дефиците. Некоторые из этих предсказаний были вычурно замысловаты. На самом деле авторы систематически игнорировали обменный курс, иными словами, цену доллара, а также определяющие ее факторы, такие как процентные ставки и финансовая политика. Вскоре за этот просчет пришлось дорого поплатиться. В конце 50-х дефицит доллара сменился его излишком. Многие выдающиеся экономисты (а не только новички и любители) не учли, что предложение и спрос на доллары зависят от цены . С исчезновением долларового дефицита споры улеглись, но сам подход к проблеме вскоре был применен к другой идее, которая живет до сих пор: бедные страны неизбежно сталкиваются с трудностью покрытия платежного баланса.

Теория бесконечного долларового дефицита — это не пример робких попыток выведения потенциально плодотворных теорем и новых аналитических инструментов. А с излишней тщательностью проведенный анализ отнюдь не базировался на новых предположениях о формировании ожиданий и динамических процессах. Скорее, эти эпизоды являются случаями серьезного промаха.

Теперь — несколько слов о порочном круге бедности. Считается, что стагнация и бедность — явления неискоренимые и что, как правило, бедные люди и, в особенности, бедные страны и общества находятся в плену у бедности и не в состоянии скопить достаточных средств на то, чтобы выбраться из нее. Эта мысль стала краеугольным камнем в основе теорий экономического развития стран третьего мира. На всем протяжении 50-х годов это было излюбленной песней поборников внешней экономической помощи. Эту идею вспоминают до сих пор, хотя она находится в явном противоречии с реальностью. Мировой истории известна масса примеров того, как частные лица, семьи, группы людей, слои общества и целые государства — на Западе и в странах третьего мира — выбирались из болота бедности и добивались процветания без финансовой помощи извне. Все развитые страны когда-то были недоразвитыми. Если бы идея порочного круга бедности была верна, то человечество до сих пор находилось бы, в лучшем случае, в каменном веке.

Эти промахи заставили меня обратить внимание на роль политических веяний и модных суждений в современной экономике. Даже самые выдающиеся и уважаемые практики зачастую поддаются капризам моды — будь они эфемерны или сильны.

Недавно я перечитал научные работы, посвященные двум этим темам, со смешанным чувством скептицизма, смущения и удивления. Мне показалось, что королеву общественных наук свергает собственная свита.

Два упомянутых мною случая являются красноречивым примером промахов, обусловленных пренебрежением реальностью. В период между Первой и Второй мировыми войнами обменный курс всегда учитывался в спросе на валюту и ее предложении. И до начала Второй мировой никому и в голову не приходила мысль о том, что бедные общества и страны обречены на стагнацию. Тогда историки, антропологи, различные руководители и экономисты занимались тщательными исследованиями всех аспектов и последствий скоротечных изменений в развивающихся странах.

Но наряду со случаями очевидных промахов в экономике был сделан и ряд крупных достижений, включая развитие экономической теории международной торговли и валютного обмена. И надо сказать, оба достижения были тесным образом связаны с упомянутыми провалами.

Разумеется, находились инакомыслящие — как в отношении проблемы долларового дефицита, так и в отношении порочного круга бедности. Особенно — в отношении первого. Но, несмотря на то, что многие из этих инакомыслящих являлись научными светилами, их точка зрения не возымела должной силы ни в научных кругах, ни в обществе. Произошло это вследствие того, что в современном мире (и в научном) голос редко может быть услышан без резонанса. Инакомыслящим трудно доказать свою точку зрения, когда их инакомыслие — вне моды. Доводы в пользу проблемы долларового дефицита и порочного круга бедности, в особенности последнего, активно приводились отдельными группами ученых, вдобавок, масло в огонь подливала пресса. В итоге, инакомыслящих попросту вытеснили.

Эти два эпизода научили меня ставить под сомнение общепринятое мнение, пускай даже подкрепленное доводами мудрейших и добрейших мира сего. Начиная с 50-х годов реальность пренебрегается экономистами на каждом шагу, и примеров тому множество.

Позвольте мне привести еще один из них. Со времен Второй мировой войны многие теоретики (а также духовные лица, общественные деятели, политики и пресс-секретари официальных международных организаций) утверждают, что торговые отношения между Западом и развивающимися странами наносят экономический урон жителям последних. Существует мнение, будто бедность стран третьего мира — это результат халатности Запада; но еще чаще утверждается, что эта отсталость обусловлена западным угнетением, манипуляциями Запада на международном рынке. И надо сказать, что этого широко распространенного мнения придерживаются не только приверженцы марксистко-ленинской теории. (Вернее сказать — только ленинской, поскольку Маркс относился к достижениям капитализма в области преобразования отсталых стран даже с некоторой долей энтузиазма.)

И все же, невозможно отрицать тот факт, что наиболее бедными и отсталыми странами и регионами третьего мира являются те, у которых объем торговых отношений с Западом сведен к минимуму, а наиболее продвинуты — те, которые поддерживают с ним активные и многогранные отношения, включая отношения с такими монстрами, как западные многонациональные корпорации. В странах третьего мира уровень экономического развития падает по мере удаления от регионов с большим количеством контактов с Западом в направлении аборигенов и пигмеев, находящихся на нижнем конце шкалы экономического развития.

Тем, кого интересует, какие факторы определяют долговечность той или иной идеи, возможно, будет интересно узнать, что идеи порочного круга бедности и пагубного экономического влияния контактов с Западом до сих пор будоражат умы ведущих политиков и экономистов.


Достижения в экономике

За всю свою долгую карьеру экономиста я наблюдал не только непростительные промахи в этой науке, но и значительные достижения.

От любой науки ждешь достижений, в особенности, если она располагает обширными ресурсами и возможностями. Даже самый короткий и неполный список значительных достижений в экономике включает следующее: вклад в развитие экономической теории цен, включая признание важности операционных издержек; вклад в развитие роли фирмы, включая теорию вертикальной интеграции; вклад в развитие концепции и предпосылок общественных издержек; вклад в экономическую теорию международной торговли и теорию валютного обмена; вклад в анализ распространения и использования знаний; вклад в экономику частной собственности, а также — в экономическую теорию политических и бюрократических процессов. Некоторые из этих достижений принесли пользу и за пределами экономической теории, оказав неоценимую помощь историкам, антропологам, политологам и демографам.

Многие из этих достижений оправдали оптимистические надежды моей юности. Равно как и интеллектуальные возможности и профессиональная компетенция многих современных практиков. В настоящее время мои коллеги не менее просвещены и компетентны, чем большинство моих учителей, ученых прошлого поколения. Однако обилие случаев вопиющей халатности, обусловленной пренебрежением реальностью, ставит меня в тупик.

И промахи эти в корне рознятся с теми, что имели место быть в экономической теории прошлого. Научные работы экономистов XIX и начала XX веков зачастую кажутся чересчур замысловатыми и даже наивными. Но их авторы не находились в таком откровенном противоречии с реальностью, как их современные коллеги.


Разодетый король

Пожалуй, самой заметной тенденцией в развитии экономической науки является ее математизация, которую я наблюдал на протяжении всей своей карьеры. В 30-е годы можно было читать экономические журналы без особых познаний в области математики, за исключением разве что Econometrica и Review of economic studies. Сегодня экономист без математического образования, особенно не владеющий математическим языком, считается неквалифицированным. Разумеется, определенное знание математики необходимо, поскольку довольно многие экономические явления описываются функциональными зависимостями и моделями динамических процессов. Это касается многих понятий — от эластичности и до оценки эффекта обратной связи. Да и зачастую делать выводы и заключения из суждений и эмпирического опыта куда проще именно в математической форме. Однако формулы нужны, скорее, для проецирования реальных процессов на теорию, нежели проецирования теории на реальные процессы. И все же многие экономисты высокого уровня отмечают злоупотребление математическими методами и формулами, без должного учета границ их возможностей в отношении экономики. Основные границы этих возможностей уже были очерчены многими выдающимися теоретиками с технико-математическим образованием, среди которых Маршалл, Пигу, Кейнс, Леонтьев и Стиглер. Их работы в этой области отличались конкретикой, точностью и скрупулезностью. Особенно активен в этом вопросе был Норберт Винер — одна из крупнейших фигур современной математики. В одной из своих книг я ссылаюсь, с некоторыми оговорками, на его философский трактат «Творец и Голем, Inc.» (Wiener 1964), опубликованный посмертно, в 1964 году (Bauer 1981: 263–264). И все же, эти критические исследования имели слабый резонанс. Сегодня, когда читаешь экономические журналы, создается впечатление, будто экономическая теория превратилась всего лишь в одно из направлений прикладной математики, которой можно успешно заниматься без особого учета реалий.

Другим заметным шагом в развитии экономики является использование эконометрики. Несомненно, ее польза безмерна. Но даже более квалифицированные специалисты, чем я, зачастую злоупотребляют методами эконометрики, неправильно истолковывают и применяют их результаты.

Здесь я хотел бы обратить ваше внимание лишь на некоторые примеры того, как математика и эконометрика способствуют пренебрежению реальностью. Использование математических и эконометрических методов в экономической теории привели к неоправданному упору на использование переменных, которые могут быть подвергнуты математическому анализу. Это, в свою очередь, привело к пренебрежению факторами, которые, несмотря на свою чрезвычайно высокую важность, не могут быть предметом такого анализа. Также это способствовало формированию ложного знака равенства между значимыми и квантифицируемыми (а зачастую — квантифицируемыми лишь на поверхности) факторами. В результате экономисты стали пренебрегать такими незаменимыми при анализе факторами, как различные предпосылки и исторические процессы. К примеру, разницу между доходами и национальным и «глобальным» богатством невозможно анализировать адекватно без учета обусловливающих факторов и предпосылок.

Слепая вера в универсальность эконометрики привела к ее неправильному применению, а также выжила прочие методы суждений и построения выводов. Что случилось с традиционными методами непосредственного наблюдения, размышления, поиска связей, достижения осторожных умозаключений, применения их к старым наблюдениям и аксиомам, теоремам и открытиям, сделанным в смежных науках? Эти методы не менее эффективны, чем квантитативный анализ. К примеру, используя традиционные инструменты анализа, экономист лучше ощущал пропасть между теоретической моделью и реальными данными.

Утверждение квантитативного анализа в качестве наиболее приемлемого породило целую массу некомпетентных и неграмотных научных исследований в области эконометрики, некоторые из которых базируются на крайне недостоверных данных. В то же время исследования, основанные на методе непосредственного наблюдения или детального изучения исторической подоплеки, уже не воспринимаются всерьез и, несмотря на свою эффективность, считаются смешными и антинаучными. Очень часто открытия, сделанные на их основе, воспринимаются теперь, как простое шарлатанство и субъективное суждение. Более того, в современном «высокопарном» дискурсе любые попытки доказательства очевидного теперь звучат банально, а следовательно — не стоят внимания. Другими словами, злоупотребление математическими и квантитативными методами привело к полной потере способности мыслить и обращать внимание на мелкие детали.

Я только что задал риторический вопрос: что случилось с традиционными методами наблюдения, размышления, построения выводов, осторожных умозаключений и использования существующих теорем и открытий, сделанные в других дисциплинах? Поскольку он риторический, я сразу же на него и отвечу. Эти методы и их словарь сузились до минимума, а в некоторых разделах экономической теории вовсе перестали применяться. Традиционные методы отступили не потому, что были признаны менее эффективными, а потому что были отвергнуты как менее строгие и сухие. Главным образом, по причине того, что они не так сильно напоминают естественные науки, в особенности связанные с физикой.

Мне кажется, что в процессе этого сдвига не было уделено должного внимания релевантным отличиям между естественными науками, в особенности физикой, и экономикой. Некоторые из этих отличий — количественного характера, а некоторые — качественного.

Ученые–«естественники» пытаются установить общности в природных явлениях и взаимосвязи между ними, которые в основе своей достаточно инвариантны. Некоторые из явлений и связей, изучаемых в экономике, также весьма инварианты. Другие не так постоянны или, во всяком случае, их постоянные компоненты зависят от многих других факторов, поэтому подобную общность и ее степень определить здесь часто довольно трудно. При этом концепции и разграничения, широко используемые экономистами и даже принимаемые ими за основы теории, неточны, произвольны и подогнаны, а их эквиваленты в реальной жизни весьма размыты: первичный, вторичный и третичный сектор; промышленность и сфера услуг, добровольная и недобровольная безработица; развитые и неразвитые страны; конечные и промежуточные блага (важный фактор для определения дохода); и многие другие. Подобная всеобъемлющая непрочность концепций и категорий в экономической теории снижает эффективность математического анализа, поскольку в математике они, несмотря на полную абстрактность, более точны и последовательны.

По этим причинам методы определения общности и ее границ в социальных науках, в частности в экономической теории, существенным образом отличаются от методов наук естественных, в особенности — физики и химии, в которых математика применяется вполне успешно. Некоторые разделы науки, в первую очередь теория развития стран третьего мира, для большей эффективности требуют применения традиционных методов исследования, таких как опора на первоисточник, детальное наблюдение, постоянные размышления, поиск связей и прочие.

Мои замечания по поводу различий между естественными и социальными науками ни в коем случае не призваны навязать мнение о том, что в экономике или социологии объективное суждение невозможно. Это уже совсем другой предмет для разговора. Поскольку я уже неоднократно писал на эту тему, то буду краток и скажу лишь, что объективное суждение вполне возможно и в экономике, и в естественных науках (см., напр.: Bauer 1972, гл. 5; Bauer 1982, гл. 9).

Математические методы зачастую представляют собой красочный фасад или ширму, которая скрывает или прикрывает пустой формализм. Они могут завуалировать пренебрежение простыми истинами и фактами в теоретических моделях, призванных служить основой для той или иной стратегии. Статистика, технический жаргон и замысловатые эконометрические приемы могут выступать своего рода защитным экраном. Но использование математики особенно эффективно ввиду языкового барьера, который она образует. По сути дела, перед нами — хорошо нам знакомая, но вывернутая наизнанку сказка Ханса Кристиана Андерсена «Новое платье короля». Король, действительно, в новом одеянии, и на сегодняшний момент оно модно. Но слишком уж часто самого короля в этих одеждах попросту нет.

Успехи математической экономики и эконометрических приемов были достигнуты большой ценой. И цена эта не адекватна прямым производственным затратам. В книге, о которой я упомянул, Винер настаивает на том, что применение математических формул и эконометрических методов является неумелой имитацией естественных наук, которая дала экономистам возможность лишить себя и общество ощущения реальности.


В широкой перспективе

Неудивительно, что реальностью пренебрегают не только в экономике, но и в других сферах. Подобное отношение вызывает у меня чувство недоумения, если учесть практически повсеместную грамотность на Западе, невероятный прогресс в области передачи информации, а также величайшие достижения в науке и технике. Последнее особенно тесно связано с разумным суждением, которое, несмотря на свою абстрактность, не может противоречить реальности.

Пренебрежение реальностью — это, прежде всего, недоверие собственным глазам и чувствам, нежелание мыслить последовательно и неспособность увидеть элементарнейшие несоответствия. Что кроется за всем этим?

Попытки объяснить то или иное мнение будут всегда носить характер догадки. Аргументы же опираются на логику и факты. Но почему люди готовы принимать их на веру и обсуждать — вопрос, на который сложно ответить. В некоторых случаях свою роль играют определенные доминирующие факторы, многие из которых уже сами по себе являются примером пренебрежения реальностью или способствуют этому. Ведь во многих социальных явлениях процесс и результат неразрывно связаны друг с другом.

Многие утверждают, что в откровенном конфликте современного человека с реальностью нет ничего удивительного — это ему попросту выгодно. При таком положении вещей откровенно парадоксальные и аномальные идеи являются результатом действия преследующих определенные цели отдельных групп и коалиций, включая политиков, госслужащих, ученых и отдельные слои электората. Этот фактор может иметь значение.

И все же, действия таких групп не объясняют некоторые явные аномалии, как не объясняют и враждебный настрой международных организаций по отношению к Западу, и его пассивное поведение. Некоторые из таких организаций существовали в зародыше еще до Второй мировой войны: к примеру, женевская Лига наций и Международный институт сельского хозяйства в Риме были предтечей ООН и ее Продовольственной и сельскохозяйственной организации (ФАО). Но у них были совсем иные позиции. Более того, сегодня Запад всячески поддерживает лидеров африканских государств, которые, в свою очередь, поносят его. В 30-е годы подобное отношение Запада было бы немыслимо. На Западе эти лидеры не имеют голоса и не афишируют свои позиции.


Отсечение фактора времени

Конфликт между знанием и политикой, без сомнения, вносит вклад в безразличие к реальности. А в экономике — особенно. Это наглядно подтверждается обилием промахов, связанных с пренебрежением реальностью, в сферах экономики, тесно связанных с политикой: к примеру, в экономической теории развития стран третьего мира, экономической теории развития социалистических стран, экономической теории труда, экономической теории бедности и экономической теории сбоев рынка. Кое-кто из экономистов признает, что преследует политические цели. Такие экономисты утверждают, что в социальных науках объективное суждение невозможно ни при каких обстоятельствах. Позвольте мне привести пример из собственного опыта. Несколько раз, когда я на своих лекциях критиковал идею порочного круга бедности, в аудитории находились люди, которые утверждали, что, какими бы обоснованными ни были мои доводы, она сыграла главную роль в защите идеи внешней финансовой помощи.

В современном обществе наблюдается и другой недуг: игнорируется прошлое и фактор времени, как в культурной, так и в социальной жизни. Сэр Эрнст Гомбрих назвал это явление «отсечением фактора времени» в культуре. Оно исказило и свело на нет многие понятия, к примеру в экономической теории развития стран третьего мира и рассуждениях о разнице между внутренними и внешними доходами. В этих и других сферах экономики невозможно оценить ситуацию, пока не узнаешь ее причины. Скажем, низкий по сравнению с Западом доход развивающихся стран от экспорта агропродукции зачастую характеризуется как пример неэффективного и пагубного влияния внешних экономических отношений. На самом деле, за последний век, а то и за гораздо меньший период, многие страны, экспортирующие продовольствие, добились в своем развитии значительных сдвигов. Как можно ожидать, что общества, которые в конце XIX века были крайне отсталыми и даже варварскими, в течение одного столетия достигнут уровня стран с многовековой, а то и тысячелетней, историей и экономическими традициями? Другой пример — изменения в распределении дохода внутри страны. Высокая степень неравенства может быть обусловлена, скажем, резким уменьшением смертности среди бедного населения (что свидетельствует, кстати, об улучшении их состояния) или введением регрессивного налога.

Дальнейшему игнорированию предпосылок и фактора времени способствуют многочисленные и разнообразные социальные преобразования и бурный рост технического прогресса, а также захлестнувший человечество поток новостей о событиях в удаленных уголках земного шара. Скоротечные и неравномерные изменения отрицательным образом сказываются на психике современного человека. Эти изменения оказывают большую психологическую нагрузку как на отдельного человека, на семью, так и на общество в целом. Все это мешает детальному наблюдению за процессами, тормозит последовательное мышление и нарушает баланс, обусловленный предпосылками и фактором времени.

Попытки применить методы естественных наук к наукам социальным ведут к преуменьшению важности исторических истоков и процессов развития. В то время как проблемы исторических истоков и процессы развития в значительной степени нерелевантны в химии и физике и практически неприменимы в математике, они является наиболее важными для понимания социальных явлений. Значительные достижения в естественных науках и их повсеместное применение сбивают с толку многих теоретиков социальных наук, пытающихся провести аналогии между двумя столь разными мирами.

Приведенный здесь список причин, по которым экономисты перестали учитывать прошлое и фактор времени, далеко не полон. Но факт этого явления на лицо. А один из его результатов — манипуляция историей и попытка ее переписать.


Коллективная вина

Одной из основных причин модной и необъяснимой тенденции к пренебрежению реальностью является чувство вины, о котором в последнее время так часто говорят на Западе. Чувство вины помогает лучше понять, например, откуда взялась слепая вера в то, что Запад повинен в отсталости стран третьего мира, и в то, что торговые отношения между Западом и развивающимися странами губительны для последних. Понять причины бесхребетного отношения Запада к деспотичным правителям африканских государств, не обладающим ни ресурсами, ни весом на политической арене. Чувство вины помогает объяснить ту готовность, с которой Запад поддерживает этих диктаторов, вне зависимости от их враждебного настроя и, порой, антигуманной внутренней политики, а также готовность Запада финансировать международные организации, которые его же потом публично осуждают и компрометируют. Чувство вины Запада отражено, к примеру, в его враждебном отношении к ЮАР. Что бы там ни говорили о тамошних правителях, они обращаются со своими подданными не более жестоко, чем чернокожие главы прочих государств. Хорошо известно, что множество людей из черной Африки рвутся эмигрировать именно в ЮАР. Ее правителей выбрали в качестве мишени лишь потому, что они белые. Будь их кожа любого другого цвета, их поведение не вызывало бы со стороны Запада ровным счетом никакой реакции.

Готовность протянуть руку помощи правителям Азии и Африки, не обращая внимание на их политику, тоже является проявлением коллективной вины. Чтобы очистить душу, люди с легкостью раздают направо и налево деньги (в особенности, если это деньги налогоплательщиков) и не задумываются о последствиях. Главное — отдать деньги, а результат не имеет значения.

Вина эта частично обусловлена иудейско-христианскими традициями. В настоящее время Запад находится на пике процветания, но никогда прежде он не испытывал такого сильного чувства вины по этому поводу. Запад процветает, но всеобщей радости и счастья, которые так ожидались, не наблюдается. И чувство вины усугубило противоречие между добродетелью милосердия к неимущим и тем фактом, что разница в уровне благосостояния сама по себе является негативным результатом угнетения и эксплуатации. Эту разницу зачастую относят к проблеме неравенства и даже несправедливости. Противоречие это усиливается церковниками, которые мечтают видеть себя не в качестве духовных лидеров, а в качестве общественных деятелей и политических активистов.

Более того, многие люди, влияющие на общественное мнение, включая именитых академиков, духовных лиц и представителей средств массовой информации, невзлюбили Запад и даже стали ненавидеть его, намеренно провоцируя такое чувство вины.

Главной причиной возникновения коллективной вины в современном обществе, по всей видимости, является постепенная эрозия личной ответственности под воздействием социального детерминизма. Коллективная вина подменила собой личную ответственность. Теперь в личных несчастьях и некорректном поведении отдельных лиц обвиняются внешние силы. А если никто не виноват, то и индивидуальности тоже нет.

Чувство вины в западном обществе усилило степень пренебрежения реальностью, способствовало потере самообладания и уверенности в себе. В свою очередь, потеря целостности и отсечение фактора времени отяготили последствия коллективной вины. Кеннет Кларк писал, что не может назвать все составляющие, необходимые для существования цивилизации, но твердо уверен в незаменимости двух — уверенности в себе и ощущении целостности. Оба эти понятия порядком проржавели за последние несколько десятилетий.


Неграмотное использование языка

В последние годы многие мыслители отмечают тенденцию к неграмотному использованию языка — как в обществе, так и в образовании. Пренебрежение реальностью способствует эрозии языка, которая, в свою очередь, ведет к дальнейшему пренебрежению реальностью. Язык для культуры или общества — все равно что деньги для экономики. Эрозия языка и денег ведет к процессам дезинтеграции. Неграмотное использование языка привело к смысловому смещению в интерпретации таких понятий, как социализм, равноправие, рост, монополия и многие другие. Некоторые случаи неграмотного использования языка даже стали общепризнанным в качестве правильных! Если страна официально именуется демократической или народной республикой, то в таком государстве, как всем нам известно, народ не имеет голоса в правительстве. Другая категория примеров — отношение к стране и коллективу как к единому целому, принимающему единодушное решение, и уравнение людей с разными интересами, жизненным опытом и условиями жизни, подобное стрижке под одну гребенку. Наглядным тому примером служит объединение двух третей населения Земли в такое понятие, как «страны третьего мира».

Рост специализации, а также увеличение сроков обучения специальностям, мешает применению критических возможностей за пределами узких сфер той или иной профессиональной компетенции и порождает пренебрежение реальностью в науке и обществе. Это пренебрежение усиливается понятным и рациональным нежеланием людей делать что-то для решения проблем, которые, как им кажется, они бессильны решить.

Особую роль в потери способности мыслить, по всей видимости, сыграл возросший за последние десятилетия объем информации. Люди, включая ученых, буквально тонут в потоке информации и поэтому, зачастую, не имеют ни времени, ни желания, ни возможности обрабатывать ее и делать соответствующие выводы, даже в отношении простых умозаключений.

Возможно, в пренебрежении реальностью играет свою роль и отречение от традиционных религиозных учений. Эта мысль удобна как для верующих, так и для атеистов. Традиционные религиозные учения предлагают единую и согласованную картину мира, эрозия которой ослабляет последовательное мышление. С другой стороны, можно утверждать, что отречение от традиционных религиозных учений распространяет легковерие человека на более широкие и разнообразные области. И темпы отречения усиливают этот эффект.

В этом разделе, а также в трех предыдущих, я выдвинул предположение о существовании неких сил и факторов, способствующих пренебрежению реальностью в современном обществе. Здесь я должен напомнить читателю о том, что подобные предположения исключительно субъективны. Особенно это касается моих размышлений о различных и сложных силах, стоящих за «духом времени».


Еще раз об очевидном

Хочется спросить: что же случилось с Западом, если мы с такой готовностью идем наперекор реальности и перестали доверять собственным чувствам? Куда подевалось наше самообладание, наше самоуважение? Такое впечатление, будто беспрецедентное процветание и научные достижения ослабили нашу бдительность, позволив необъяснимым враждебным силам ослабить наши умственные способности и моральные принципы.

Повсеместное и необъяснимое игнорирование реальности играет существенную роль. Оно подорвало также стандарты экономической теории, других социальных наук и прочих немаловажных областей. Это возвращение к варварству. Хосе Ортега-и-Гассет писал, что отсутствие общих для всех принципов — первый шаг к варварству. И меня смущает тот факт, что во многих направлениях экономической теории именно варварство стоит бок о бок с великими достижениями.

Тенденция пренебрегать простой реальностью подорвало наше самообладание, нашу веру в себя, позиции Запада на международном рынке. Оно способствовало усилению слепой веры в идеи и политику, губительные для Запада, а тем более — для стран третьего мира. И это неудивительно. Государства и общества, склонные к пренебрежению реальностью, уязвимы перед неблагоприятной обстановкой, а также внутренними и внешними угрозами.

Подобные тревожные мысли подчеркивают перспективность наблюдений, сделанных двумя авторами разных эпох и разных мировоззрений. Их замечания как нельзя лучше подойдут в качестве заключительной мысли этого эссе. В XVII веке Паскаль писал: «Постараемся же мыслить благопристойно, в этом — основа нравственности». В наше время Джордж Оруэлл писал следующее: «Мы достигли тех глубин, когда повторение очевидного является первым долгом мыслящего человека».

Литература

Bauer 1972
Bauer P.T. Dissent on Development. Cambridge: Harvard University Press, 1972.

Bauer 1981
Bauer P.T. Equality, the Third World, and Economic Delusion. Cambridge: Harvard University Press, 1981.

Bauer 1984
Bauer P.T. Reality and Rhetoric. Cambridge: Harvard University Press, 1984.

Medawar 1967
Medawar P. The Art of the Soluble. London: Methuen, 1967.

Wiener 1964
Wiener N. God and Golem, Inc. Cambridge: MIT Press, 1964.

Впервые: The Disregard of Reality // Cato Journal. Vol. 7. № 1 (Spring–Summer 1987).