Протестная акция 26 марта, оказавшаяся для многих неожиданно многолюдной и неожиданно молодежной (не зря ее участников кто с симпатией, кто с осуждением начали называть «школотой»), интересна не сама по себе, а как важный политический казус.
Многим хочется понять, было ли это экстраординарным событием или началом регулярных протестов с молодыми участниками. Для того чтобы понять причины, по которым молодежь вышла на улицы, их мотивацию и перспективы дальнейшего участия в протестных акциях, я взяла 40 интервью у молодых людей, которые вышли на Тверскую 26 марта.
Пробный шар
Протестные акции той или иной степени массовости 26 марта проходили в десятках российских городов, и везде наблюдатели отмечали повышенный процент молодежи. В этом, по-видимому, общая особенность события, а вот различий между участниками в разных городах, очевидно, было гораздо больше. На акции от Москвы до самых до окраин выходила очень разная молодежь, с разными проблемами и жизненными перспективами, неодинаково страдающая от коррупции и социальной несправедливости.
Не имея возможности разобраться во всех этих различиях, я решила обратиться только к московской молодежи. Поскольку столичные протестные акции всегда наиболее многочисленны, обратиться к столичному молодежному протестному ядру показалось особенно важным.
Отмечу сразу, что сопровождавшие акцию высказывания о том, что российская молодежь наконец проснулась, вышла на улицы и будет выходить впредь, что поколение Z, так называемые миллениалы, — это люди политически активные, в отличие от своих предшественников, я не считаю обоснованными. На этот раз, несмотря на большое количество городов, где акции проходили, они оказались даже суммарно не столь массовыми, как это бывало в одной лишь Москве на митингах пятилетней давности.
Даже по самым оптимистическим оценкам в Москве вышло на Тверскую не более 25 тысяч человек, по традиционно заниженным оценкам полиции — 8 тысяч. Скорее всего, реальная цифра где-то посередине — примерно 15 тысяч человек. Это означает, что молодежи в Москве на Тверской было никак не больше 10 тысяч человек, а скорее всего, меньше. Очевидно, что пять лет назад молодежи на Болотной и Сахарова было значительно больше.
Как отметил один из моих респондентов, «это не молодежи было больше, а взрослых меньше, чем раньше». И это правда. Как правда и то, что молодежь давно не участвовала в протестах, а на этот раз она на улицы вышла.
Всего я взяла интервью у 40 ребят, которые выходили на Тверскую 26 марта, число девушек и юношей оказалось равным — по 20 человек. 8 моих респондентов — школьники (в возрасте от 14 до 17 лет), остальные — студенты бакалавриата, магистратуры и выпускники вузов (от 18 до 25 лет). Очевидно, что они не представляют все категории молодежи, которые участвовали в акции, но они дружно утверждали, что основная часть молодежи, которую они видели на Тверской, как и они, относится к так называемому среднему классу — преимущественно студенческая молодежь.
Почти половина респондентов участвовала в акции впервые, причем это только четверо из восьми школьников. У остальных уже был опыт участия в разного рода протестных акциях, иногда немалый. Если говорить о самых юных, то кого-то из них родители брали на митинги на Болотной и Сахарова, когда им было 11–12 лет, кто-то втайне от родителей убегал на недавние акции со своими одноклассниками. Скорее всего, эти подростки будут участвовать в акциях и в дальнейшем, если появится какая-то привлекательная для них повестка.
Если говорить о ребятах постарше, то впервые вышли в основном студенты младших курсов, которые были слишком юными во времена Болотной, не застали массовых акций пятилетней давности, но на этот раз по каким-то причинам захотели выйти на улицу. Делать какие-то прогнозы для них сложно, хотя практически все сказали, что будут выходить на улицы и в дальнейшем, поскольку их восхитила атмосфера, которая царила на акции, и крайне возмутило жесткое поведение силовиков. Тем не менее это был «пробный шар» — сходить, посмотреть, почувствовать единство тысяч людей, а что будет дальше — большой вопрос. Им кажется, что это только начало, но я думаю, что далеко не все действительно будут участвовать в протестных акциях регулярно. Им для этого требуется не только очень привлекательная повестка, но и уверенность, что людей будет много. Малочисленные митинги и другие акции им малоинтересны, в отличие от активистов.
Что касается опытных участников, то среди них есть ребята, которые участвуют в акциях регулярно, — это активисты, ядро молодежного протеста, не очень многочисленное. Для примера приведу рассказы двух таких активистов.
«Были митинги раньше. Это, может быть, 15-я акция. Первый митинг, на который я пошел, это был 2013 год, митинг после выборов мэра. После выборов Навальный собрал много людей, митинг был на Болотной площади. Потом был Марш мира, это было в 2014 году, между фактическим присоединением Крыма и референдумом. Это был митинг против войны с Украиной. Еще был Марш памяти Немцова, митинг против „пакета Яровой“ и многие другие. Не знаю, наверно не самый опытный, но какой-то опыт есть».
«Не в первый, далеко не в первый. Я не могу сказать, что начала рано, но классе в 10-11-м уже ходила на какие-то митинги. Тогда это было на Болотной и на Сахарова. Тогда я ходила с родителями, я не помню, чтобы я одна, без них ходила. А потом я ходила на какие-то крупные митинги, типа Весны Немцова и так далее. Еще ходила, Навальный тоже делал, в Марьино». Тут никаких сомнений нет: такого рода молодежь в протестном движении участвовать будет, если останется в России. А как показали мои интервью, очень многие участники акции хотели бы в дальнейшем уехать учиться или работать в другие страны.
С точки зрения перспектив участия молодежи в протестах значительно интереснее мотивация совсем неопытных ребят или тех, у кого это была вторая акция, а их, очевидно, было большинство. Именно за счет этой категории и произошло общее омоложение. Другое дело, что прогнозы здесь строить очень сложно, поскольку мы не знаем, что именно предложат молодежи, кто это сделает и в какой форме.
Возмутительная несправедливость
Логичным кажется ответ, что молодежь вывели на улицу неудовлетворенность своей жизнью, бедность, неуверенность в завтрашнем дне, отсутствие социальных лифтов и пр. Не случайно ведь главной темой повестки был фильм о коррупции и связанном с ней отсутствии в стране социальной справедливости. Фильм действительно видели очень многие мои респонденты, а если не видели целиком, то посмотрели его фрагменты, прочитали изложение на «Медузе» и пр. Некоторые и вовсе говорили, что и так все ясно: власть ворует, можно и не смотреть, чтобы это понять.
Казалось бы, логика здесь простая: тебе плохо, это связано с коррупцией в стране, тебя это возмущает, и, когда появляется повод, ты выходишь на улицу и протестуешь. Наверняка это действительно соответствует мотивации многих молодых и немолодых участников акции, особенно в регионах. Но среди молодых людей, которые дали мне интервью, таких было меньшинство. Их всех волнует коррупция, социальная несправедливость, но себя лично они не чувствуют особенно от этого пострадавшими.
Более того, они не думают, что у них перекрыты социальные лифты к карьере. Свое решение выйти на Тверскую большинство из них объясняло тем, что за «державу обидно». Они говорили, что в Москве люди живут неплохо, им лично жаловаться особенно не на что, но в регионах преобладает бедность, и это позор для такой богатой страны. Одна девушка объяснила активное участие в акции ребят из хороших вузов, имеющих неплохие личные перспективы, пирамидой Маслоу: сначала надо удовлетворить первичные потребности, а потом уже выходить на более высокий уровень пирамиды. Поэтому, как ей кажется, самые бедные на улицу не пойдут, им надо на хлеб заработать. И это не единичное мнение, таких высказываний было немало.
Фактически так молодые участники проявили чувство патриотизма, как они его понимают: надо думать не только о себе, но и о стране, о людях, в ней живущих. Достаточно ли это мощный стимул для дальнейшего участия в протестах? Думаю, что для не очень многих, поскольку тему коррупции бесконечно и даже долго использовать в качестве триггера не удастся.
Итак, среди участников акции было много тех, кого коррупция лично затрагивает слабо, но почему же они приняли участие в акции, инициированной Алексеем Навальным? И снова логичным объяснением кажется, что этот политик пользуется популярностью и уважением у молодежи, а потому она вышла, когда он ее призвал это сделать, используя наиболее релевантные этой группе каналы коммуникации. Молодежи не требуется, чтобы об акции сообщали федеральные СМИ, она телевидение почти не смотрит, а то, что очень много информации было в интернете, причем она шла по большому числу каналов, сообщили все мои респонденты. Другое дело, что многим показалось обидным и несправедливым, что федеральные СМИ замолчали эту акцию. Для них это было очень важным событием, им казалось, что оно было важным и для страны в целом, а потому молчание главных каналов, игнорирование акции им показалось оскорбительным. И снова здесь речь идет не о том, что они хотели видеть себя на Первом канале, — им хотелось, чтобы видели другие:
«Я пока по обсуждению в социальных сетях еще не очень понял, насколько в принципе молодёжь обижена на власть за то, что не показывали по телевизору. Хоть она и не смотрит телевизор, но телевидение в интернет проходит, даже до меня доходит, например, опусы Владимира Соловьева на „Воскресном вечере“ о том, как в понедельник или во вторник обсуждали эту акцию».
Если обобщить ответы молодых респондентов о том, почему много молодежи вышло на улицы, то самыми частыми объяснениями были следующие.
— Сила воздействия фильма: «Много молодежи вышло потому, что они увидели фильм»; «На самом деле, когда прикипело, а в данный момент прикипело, и была большая медийность события, они и вышли. Мне кажется, важна медийность. Одно дело — читать посты, а другое — увидеть такое большое исследование своими глазами, и после этого, конечно, хочется выйти на улицы. Мне кажется, дело в этом новом формате расследования, я не видела такого раньше. А здесь получился видеоматериал, который смотрят молодые, тот формат, который здорово лег на молодежь. Люди посмотрели и вышли».
— Использование большого количества каналов коммуникации: «Мне кажется, был очень грамотно подобран информационный канал — весь интернет на ушах стоял, судя по моей ленте»; «Мне кажется, что дело в медиа, потому что в этот раз были очень задействованы видеоблоги. И сам фильм появился на YouTubе, да и сам видеоканал Фонда борьбы с коррупцией не первый день существует и имеет определенную популярность, там что-то типа 100 тысяч подписчиков. А видеоблоги вообще сейчас очень популярны среди молодежи»; «Большую роль сыграли технологии. Моя подруга никогда не интересовалась политикой. Что она мне рассказала: после того, как я сделала пост в „Инстаграме“, она его увидела, она мне звонит и говорит: „Приезжай, давай пойдем вместе“. Как она про это все узнала: она следила за прямыми трансляциями в Youtube».
— Общая неудовлетворенность тем, что происходит в стране, и отсутствие способов довести до власти свою неудовлетворенность: «Для меня лично важно отсутствие возможности повлиять, то есть такая исключенность из процесса принятия решений. Нет абсолютно никакой обратной связи с властями, нет никакой передачи властям снизу вверх, которая должна присутствовать»; ««Вообще в последнее время, когда я разговариваю с людьми, я понимаю, что они недовольны тем, что происходит. А это была единственная возможность это как-то показать»; «Мне кажется, молодежь выходит не за коррупционную тематику, а из-за какого-то общего ощущения неудовлетворенности тем, что происходит в стране. Это не концентрируется на проблеме конкретно коррупции, это какое-то общее».
Реже говорили о том, что акция — это возможность испытать невероятно мощное эмоциональное чувство единства многих единомышленников (понятно, что об этом говорили не те, кто участвовал впервые, они это почувствовали уже на акции); это возможность показать свой патриотизм — нас заботит будущее страны. Очень немногие предположили, что молодежь испытывает желание почувствовать драйв, острые ощущения и пр. Гораздо чаще звучала мысль о смене поколений — та молодежь, которая ходила на Болотную, разочаровалась в своих попытках что-то изменить в стране, теперь пришла их очередь — они пока что полны энтузиазма: ««Со времен Болотной прошло уже пять лет, и те молодые уже выросли. Сейчас выходит не та молодежь. У тех карьера, какие-то проекты, эмиграция, разочарование в политике, а сейчас вышла другая молодежь. Следующее поколение». Понятно, что это мотивация потенциальных победителей: не получится — они из протестов уйдут, а по возможности покинут страну. Вопрос в том, какой они представляют эту победу, какой реакции от власти ожидают. Создается впечатление, что этого представления у них нет.
Корчится улица безъязыкая
Хочется обратить внимание на важность для молодых участников протестной акции обратной связи с властью, наличия способов донести до нее свою неудовлетворенность жизнью, поговорить с ней. Но о чем? Что ей хотят сказать молодые и горячие, кроме того, что воровать нехорошо, а в богатой стране не должно быть столько бедных? И вот здесь выясняется, что «корчится улица безъязыкая». Что нет никакой общей повестки, которая действительно волнует молодых и образованных людей, которые вышли на Тверскую. Есть общее чувство неудовлетворенности, часто смутное, неотрефлексированное, невербализированное.
У них, в принципе, все хорошо: они учатся, не бедствуют и не ожидают, что будут бедствовать или не смогут реализовать свои возможности, но им почему-то все равно плохо. Это «плохо» трудно отрефлексировать, но с ним тяжело жить. Кто-то повзрослеет и привыкнет, станет считать это нормой, кто-то будет бороться, кто-то погрузится в семейную, приватную жизнь, подальше от всей этой социально-политической проблематики, где все равно ничего не добьешься, кто-то уедет… Вариантов тут множество, и дальнейшее участие в протестах — лишь один из них, не обязательно приоритетный.
Пока же многие говорят о том, что их «все достало», зачастую не объясняя это «все». Одна респондентка даже считает, что в этом тезисе есть протестный потенциал: «Мне кажется, в слове „достало“ все-таки сохраняется какой-то импульс. То есть ты не бросаешь все, а выплескиваешь». Не случайно было так много желающих дать мне интервью — если их не слышат власти, пусть хоть кто-то услышит.
Что еще, кроме антикоррупционной повестки, могло привлечь молодежь, вывести ее на улицы? У большинства участников исследования ответа на этот вопрос нет. Дело в том, что откликнуться на предложенную кем-то тематику, да еще действительно важную (как очень точно сказал 16-летний школьник, «Борьба с коррупцией — очень важная идея, это тема, всех объединяющая и никого не разъединяющая»), — это одно, а предложить свою — совсем другое. Похоже, что единой проблемы, объединяющей молодежь, во всяком случае, социально и экономически успешную, за исключением социальной справедливости, сегодня нет. Единственная проблема, волнующая действительно многих, — это попытки ограничить интернет. Если власти будет это делать, реакция молодежи может быть очень острой. Многие с возмущением высказывались о «пакете Яровой»: «Сейчас заксобрание Ленобласти начало говорить о том, что хорошо бы ограничить соцсети, ограничить их очень сильно. Вся эта история со входом по паспорту, с ограничением входа для детей младше 14… Я считаю, что эта тема способна вывести на улицу очень много людей, потому что она бьет многих». Во время фокус-группы, которую я провела со студентами в феврале 2017 года, им было предложено назвать пять самых влиятельных политиков. Если говорить о первых четырех позициях, то здесь они договорились довольно легко, а вот о пятой долго спорили: кто более вреден и опасен — Яровая, Мизулина или Милонов. После долгих дебатов решили внести в список всех, написав их фамилии на одной карточке.
На втором месте по числу ответов о том, что беспокоит и возмущает, оказались сменяемость власти («Мне 17 лет. Я родился при Путине, живу при Путине и буду жить при Путине, сколько можно?»; «Если глобально, то важнее всего — это возможность сменяемости власти, которая не сменяется») и ограничения свобод вообще (««Сильнее всего я реагирую на любые ограничения свободы слова, собраний. То есть что касается, например, законов разных о гей-пропаганде, о подобных вещах. Я, скорее всего, на это реагирую, чем на антикоррупционную тематику») и пр. А следом по числу высказываний следовало требование к властям соблюдать Конституцию и законодательство вообще. Отчасти это было связано со спорами о том, согласована ли была акция. Более трети респондентов были уверены, что согласно законодательству акция была разрешенной, а потому их особенно возмутили массовые аресты ее участников.
Об экономических проблемах, о внешней политике (Украина, Сирия и пр.) ребята практически не вспоминали. Это явно не особо волнующая сегодня даже протестно настроенную молодежь проблематика. Практически все говорили о том, что тема коррупции была выбрана правильно, она важна для всего общества, включая молодежь. А важно ли не только то, против чего протестовать, но и кто это призвал выйти на улицы? Здесь мнения экспертов, с которыми я сталкивалась, расходятся. Одни считают, что роль Навального огромна, другие — что дело не в нем, и он выступил только триггером к активизации молодежных протестов.
Навальный без фильма, или фильм без Навального?
Большинство моих респондентов подписаны на какие-то паблики Алексея Навального в интернете, особенно на его канал на YouTube. Некоторые из них давно следят за деятельностью Навального и ФБК, некоторые подписались, посмотрев фильм. При этом отношение к политику у них очень разное: только около четверти (причем в основном из числа самых юных) относятся к нему безусловно положительно: «Мне кажется, фигура Навального очень воспламеняющая и, конечно, у него есть харизма, он самый молодой политик, который в соцсетях работает, знает все новости, постит забавные для подростков материалы, дружит с нами, знает, что мы слушаем, и это людей располагает к нему» (юноша 14 лет).
Очень немногие высказались о нем в негативном ключе, называя популистом, несерьезным политиком, ставя в вину недостаточный политический вес: «Нет, я не поддерживаю Навального ни в коем случае. Он — популист, который именно сейчас прочувствовал, куда разворачиваются настроения после кризиса, после Крыма, после вот этого всего, понял, куда эти настроения идут»; «К Навальному у меня отношение такое. Я просто не воспринимаю его как серьезную политическую фигуру. Все его намерения, как мне кажется, больше напоминают какую-то игру. Не очень сама могу сформулировать, но я ему не очень доверяю, не воспринимаю его всерьез. Да, это здорово, что он проводит такие вещи и что ФБК делает, но…»; «Мне кажется, что да, политика — это его, но я его не вижу президентом. А еще у меня пока больше вопросов, чем ответов по поводу его личности, потому что у меня такое ощущение складывается, что Кремль его очень хорошо использует, как будто все законодательство прогибается под него».
Большинство же респондентов высказывались о нем неоднозначно, начиная рассказ практически одними я теми же словами «Я не фанат Навального, но…» Не фанаты они по разным причинам: начиная с обвинений в национализме и популизме, заканчивая обвинениями в вождизме и левачестве. Но все они следят за тем, что делает Навальный, и вышли на акцию по его призыву. И это «но» практически все объясняют одинаково: он сегодня единственный реальный политик на оппозиционном поле, больше нет никого: ««Я не могу сказать, что я его фанат, но я считаю, что сейчас единственный популярный и наиболее сильный оппозиционный политик»; «Я слежу и в какой-то степени его поддерживаю, но на самом деле просто нет других хороших вариантов. Поэтому и выбирать не из чего»; «Я не являюсь большей поклонницей Навального, но другого просто нет».
Когда я спрашивала, есть ли еще политики, которым они хоть немного доверяют, готовы к ним прислушаться, в абсолютном большинстве случаев ответ был отрицательным. Единицы называли Явлинского, сразу оговорившись, что это политик прошлого поколения, равно как и Борис Немцов, в маршах памяти которого некоторые участвовали. Прозвучали также фамилии Дмитрия Быкова и Дмитрия Гудкова, но тоже по одному разу.
По данным недавнего опроса «Левада-центра», около половины жителей России знают, кто такой Навальный. Очевидно, что в Москве, особенно среди молодежи, этот процент намного выше. Но, по данным опроса, положительных ответов о нем относительно немного — 16%, включая вариант «не могу сказать о нем ничего плохого», а готовы проголосовать на выборах 1% жителей страны. Правда, ответ «возможно, да» дали еще 9% россиян. И снова очевидно, что в Москве, особенно среди молодежи, тем более оппозиционно настроенной, таких намного больше. Фактически в оппозиционной среде Навальный играет ту же роль, что Путин в лояльной: не все в нем нравится, но он единственный, а потому можно примириться с его недостатками. Как сказала 16-летняя 10-классница: «Есть Путин с одной стороны, Навальный с другой, и это всё». Вопрос о том, почему оппозиционное поле настолько пустое, требует отдельного анализа, и очень серьезного.
Отмечу только, что дело точно не только в недоступности для оппозиционных политиков эфиров федеральных телеканалов. К сожалению, сегодня для критически настроенной столичной молодежи политическое поле расчерчено крайне примитивно: по одной авторитетной фигуре на разных его краях и практически пустое остальное пространство. Не случайно во время упомянутой выше фокус-группы, когда студентам надо было назвать наиболее авторитетных политиков, первыми были названы Путин и Навальный. Это были обычные студенты, не участники протестов, но первого они наградили негативными характеристиками, а второго — в основном положительными.
Хотя большинство моих респондентов заявляли, что они не фанаты Навального, что вышли на акцию не из-за него, тем не менее призыв любого другого политика они бы не услышали и к нему не прислушались. Не услышали, потому что они не обращаются к молодежи по релевантным для нее каналам. Не случайно, вспоминая хоть одного оппозиционного политика, вызывающего доверие, юный респондент сказал: «Может быть, Гудков? Но я о нем ничего не знаю». А не прислушались бы потому, что эти люди не пользуются у молодежи авторитетом, именно потому, что они ей не знакомы.
С другой стороны, не любой призыв Навального привел бы к такому же успеху, без фильма это было бы очень маловероятно. Не настолько он авторитетен, чтобы любой призыв воспринимался даже той молодежью, которая испытывает неудовлетворенность тем, что происходит в России. Потому что этой смутной неудовлетворенности далеко не всегда достаточно для каких-то активных действий. Так что в данном случае успех акции был обусловлен удачным сочетанием двух обстоятельств: популярностью Навального и эффектом фильма. Но ведь многие респонденты говорили, что у них и до фильма не было никаких сомнений в тотальной коррупции, а потому фильм не сильно их поразил, только подтвердил, что все так и есть. Некоторые ребята так и говорили: выходил не из-за Навального и не из-за фильма, а из-за того, что хотелось выйти, потому что «все достало». Но без фильма-триггера, без активной работы Навального в соцсетях и на других интернет-ресурсах молодежь на акции особенно не выходила и, если бы не фильм, не призывы Навального, так и роптала бы дома.
Сетевые вожди
Когда говорят о том, что в современных условиях не нужны вожди, что социальные сети позволяют добиться протестной мобилизации через самоорганизацию, это не подкрепляется конкретными примерами. Точнее, есть области, где так и происходит, но не в чисто политической сфере. Мы видим такие примеры гражданской активности (события вокруг Исаакиевского собора), активности экологической, связанной с благотворительностью, защиты каких-то экономических интересов и пр., но не в случае активности политической, протестной, тем более одновременно по всей России.
Для людей, особенно молодых, испытывающих неудовлетворенность существующей ситуацией, которую они формулируют как «все достало», но не очень понимают, что именно их не устраивает, для разового участия в протестах необходим важный повод и активная агитация через интернет, а также нужен политик, пусть не идеальный, но авторитетный. Другое дело — что дальше?
Какую-то общую проблему, которую они считают для себя важной, болезненной, они назвать не могут. Все-таки о правах человека и свободах говорили, как правило, опытные участники протестов, а не новички. Опрошенные мною ребята сомневаются, что вывести их на улицу способен еще какой-то фильм о коррупции (если только о Путине, добавили некоторые), поскольку разоблачения коррупционеров происходят каждый день, ничего нового тут вроде быть не может. А что может — это они не знают. Им бы хотелось выйти еще, но они ждут действительно важного повода и уверенности, что выйдут многие. Этот повод может создать власть — например, совершая нападки на свободу в интернете. Подача может быть на стороне Навального или какого-то еще авторитетного политика, если он появится, но сами они такую повестку не предложить, ни даже предположить не могут.
Они приняли участие в акции, они испытали от этого сильные эмоции, о которых говорили с восторгом, они не испугались репрессий, им хочется выходить на улицы еще. Казалось бы, будущее участия московской молодежи в протестах самое радужное. К сожалению, это не так. Для того чтобы они выходили снова и снова, пока нет объединяющей повестки, а вот разовые достаточно многочисленные выходы вполне реальны, особенно в качестве ответов на непопулярные действия властей, затрагивающие интересы молодежи. И при правильном продвижении этих акций, конечно. А как это делать правильно, все увидели на примере событий 26 марта.
