В политической жизни России вчера произошло примечательное событие: единороссы, которые обычно с радостью вносят в Госдуму и принимают запретительные законопроекты, повели себя непривычно. Их однопартийцы — статусные и уважаемые люди, глава парламентского комитета по безопасности Василий Пискарев и его первый заместитель Эрнест Валеев — во вторник внесли инициативу, по которой полицейские получают право применять оружие в толпе. В среду секретарь генсовета партии власти Сергей Неверов сообщил, что все не так однозначно.
«Законопроект не обсуждался на экспертном совете и во фракции; инициатива достаточно серьезная, и мы рекомендовали отозвать ее с тем, чтобы провести обсуждение во фракции», — поспешил сообщить он журналистам. Пискарев и Валеев проект быстро отозвали и перенаправили его на совет и во фракцию. История выглядит как шаг ЕР навстречу обществу: единороссы устали огульно запрещать и готовы к дискуссиям и обсуждениям. Их усилия оказались излишними — инициативу Пискарева и Валеева мало кто заметил. В это время мы всё еще обсуждали законопроект Виталия Милонова, который предложил запретить детям до 14 лет доступ в соцсети. В колонках и постах в «Фейсбуке» нашлись объяснения этой идеи (власть противостоит «революции школьников») и даже сценарии воплощения ее в жизнь. Инициатива Пискарева–Валеева на этом фоне прошла практически незамеченной, и если бы единороссы не устроили прививку ее принятия, то расширение полномочий полиции приняли бы без особенной общественной дискуссии.
В том, что закон в итоге будет принят, сомнений почти нет. Похожая история уже случалась с законопроектом о декриминализации побоев в семье сенатора Елены Мизулиной. Тогда объясняться по поводу идеи, которую раскритиковал даже Совет Европы, пришлось спикеру Госдумы Вячеславу Володину. «Закон резонансный, мы исходим из того, что вмешательство в семью недопустимо, это вопрос очень тонкий и, конечно, при рассмотрении во втором чтении будем учитывать в первую очередь мнение общества, как общество реагирует на принятие этого вопроса», — рассуждал он. В итоге закон был принят. Так произойдет и с проектом Пискарева–Валеева: он идет в русле уже подписанных Владимиром Путиным документов, которые дают право стрелять в толпе Росгвардии и ФСБ. Единороссы сошлются на соблюдение ритуала — обсудили, может быть, даже общественное мнение прощупали (не зря же ВЦИОМ и ФОМ будут проводить для Думы соцопросы) и решили: право полиции нужно дать.
Власть подула на воду там, где мы сами на нее уже давно не дуем, предпочитая возмущаться заведомо непроходными законопроектами Милонова и высказываниями депутата-прокурора Натальи Поклонской. Они гарантированно забивают информационную повестку на несколько дней и способны затмить любое событие, кроме разве что отставки Владимира Путина.
Обычно выход на арену Милонова, Поклонской и большей части инициатив Мизулиной считается коварным замыслом властей, которые «перебивают повестку». Возможно, все так, но противостоять этой нехитрой стратегии никто не собирается; наоборот, движение в ее русле радует и волнует. Наталья Поклонская сообщила о мироточивом бюсте Николая Второго в Крыму через пару дней после выхода фильма ФБК Алексея Навального «Он вам не Димон», слова депутата-прокурора вызвали огромный резонанс. Журналисты отправились в паломничество к чудотворному бюсту, в соцсетях подробно обсудили тонкости мироточения и опасность возвращения в средневековье. В конце 2015 года главной информационной бомбой стал законопроект коммунистов, который вводил штрафы для геев за каминг-аут: в сознании активистов он выглядел почти принятым, против инициативы собирали подписи, активисты выходили на пикеты. Мало кого смущало, что автором идеи стал депутат Госдумы от КПРФ Иван Никитчук, «Медуза» даже сделала с ним интервью. За кадром осталось, что инициативы Никитчука никогда проходными не были, а сам парламентарий был известен интересующимся политикой людям рубрикой на сайте компартии «Анекдоты от Никитчука». Инициатива, разумеется, принята не была, но победу над ней отпраздновали. Через несколько недель Госдума приняла законопроект, по которому верховенство международного права в стране фактически отменялось, но ему так не противостояли.
Такое переключение внимания нельзя списать на «клиповое сознание»: современному человеку нужен поток новостей, картинок, сюжетов, которые постоянно меняют друг друга и не выстраиваются в иерархию. В иерархию слова Поклонской и идеи Милонова для нас как раз выстраиваются. Их масштабы всегда преувеличиваются. Власти достаточно сообщить, что прокурор-няша опять вспоминает царские времена, а Виталий Милонов нашел новую мишень для запретов и ограничений. Остальное мы делаем сами. Поклонская рассуждала о мироточении на «Царьград-ТВ» — одиозном телеканале с малой аудиторией, однако широко растиражировали ее слова именно оппозиционные СМИ. О явно проходной инициативе Милонова, которую раскритиковали даже в Кремле (и это явно не предложение «обсудить» от ЕР), написаны десятки колонок и постов. Будущее после его принятия мы тоже уже себе представляем. Сначала подростков в соцсети не пустят — так они не узнают о протестных митингах, — а потом к мироточащему бюсту пойдут крестные ходы, организованные сверху. Сценарии жизни в мире идей Милонова и Мизулиной писаны и переписаны уже несколько раз. Тем временем власть пишет для нас другую пьесу: это не жизнь в Северной Корее или возвращение в средневековье, просто запретов и ограничений для нас становится все больше, больше становится и возможностей у государства.
Искаженное восприятие масштабов чем-то схоже со стилем изображения на старинных иконах и фресках: ангелы размером со здания, здания размером с лошадь, люди больше лошадей, фигуры на переднем плане меньше фигур на заднем. Все законы перспективы нарушены и перевернуты. Однако существует теория обратной перспективы (один из ее авторов — священник и философ Павел Флоренский). Все важное выходит из глубины, оно выворачивается и как бы приближается: точки пересечения этой перспективы сходятся не на горизонте, а во взгляде смотрящего. Из-за этого особенного взгляда масштабы могут искажаться, но средневековый человек с его символическим мышлением легко выделял важное и неважное и сам определял масштабы. Мы смотрим наоборот — самое яркое и близкое принимаем за важное и далекое.
Государству и власти выгодна такая искаженная иконографичная картина реальности. На фоне идей Мизулиной, Поклонской, Милонова, Никитчука Кремль всегда будет последним европейцем, который если и ограничивает права, то не так сильно. Существует поговорка: «Сделать человека счастливым просто: надо у него отнять все, что есть, а потом вернуть половину». Серьезно обсуждая инициативы ультраконсерваторов как реально возможные сценарии будущего, проживая их, мы сами отнимаем у себя все, помещаем себя в босховский мир чудовищ. Потом власть милостиво отдает нам половину, возвращает в реальность: зря, мол, боялись. Это не значит, что к идеям суперконсервативных депутатов стоит относиться без бдительности: в конце концов, та же Елена Мизулина успешно внесла законопроект о декриминализации семейных побоев. Но пристальное внимание к любой запретительной инициативе парламентариев-фриков, ее мысленное воплощение в жизнь приближает власти к мысли: если уж они сами сдались, то почему бы здесь не ограничить? Конечно, Кремль ограничивать и запрещать не перестанет, но расширять и углублять его работу не стоит.
