Дело Pussy Riot живет и побеждает. В минувшие выходные, на следующий день после инаугурации Дональда Трампа, в Вашингтоне прошла акция протеста под названием «Марш женщин», собравшая до 500 тысяч человек, которую поддержали миллионы людей на «маршах сестер» в других городах Америки и мира. Лейтмотивом этих шествий были борьба за расовое, гендерное и экономическое равенство и против сексуального насилия, а также протест против избрания Трампа, но облечен он был в форму женского протеста — розовые шарфы и шапочки домашней вязки.
Акцию с вязанием розовых аксессуаров Pussyhat Project американские активистки запустили еще в ноябре 2016 года, после того как газета Washington Post обнародовала запись с сексистскими высказываниями будущего президента, — и эта акция явным образом отсылает к вязаным балаклавам Pussy Riot, которые стали одним из самых ярких брендов, экспортированных из постсоветской России.
«Контринаугурацию» в Вашингтоне, как назвала ее New York Times, некоторые сравнивали с протестами на Болотной площади в Москве против «украденных» выборов в декабре 2011 года. В Америке, как представляется, с выборами все было чисто: хотя за Трампа и проголосовало меньше избирателей, чем за Клинтон, это скорее риторический, а не юридический аргумент, поскольку он набрал большинство голосов выборщиков. Но, как и в Москве в 2011-м и на киевском Майдане в 2013–2014 году, речь идет не о выборах, а о более широкой повестке дня, о пути развития страны, да и всего мира.
Демонстранты в розовом протестовали против сексистской, расистской, ксенофобской риторики и политики ненависти, которую воплощает новоизбранный президент, против всего популистского поворота к архаике, который происходит на наших глазах в разных частях современного мира: от Америки Трампа до России Путина, от Европы ультраправых до «Исламского государства» (запрещена на территории РФ). Участники акций несли плакаты против конкурсов красоты, организацией которых прославился Трамп, и против строительства стены с Мексикой («Мы знаем, что стены не работают», — гласил плакат в Берлине), против расового неравенства и против исламофобии: как сказала легендарная феминистка Глория Стайнем, «если они заставят регистрироваться всех мусульман, то мы все запишемся мусульманами», а мусульманские девушки во многих городах вышли на марш в хиджабах, раскрашенных под американский флаг.
В этом смысле женский протест оформляет куда более широкую политическую программу, либеральную и глобалистскую повестку дня, которая входит в прямое противоречие с заявленными целями Дональда Трампа. «Розовые» марши по всему миру, от Новой Зеландии до Косово, ставят фундаментальный вопрос о женском теле и мужской власти. Скандал вокруг скабрезной реплики Трампа «схватить за киску» — это не просто хвастовство зарвавшегося болтуна, не компромат времен избирательной кампании, а спор о сути политики, об онтологии власти, который проходит сегодня по гендерному водоразделу. Победа Трампа на выборах в США — это прежде всего возвращение патриархального мира с базовыми ценностями семьи, нации, безопасности, оружия, насилия, войны.
Дональд Трамп умело отвечает на ностальгию широкого избирателя по простому и понятному миру патернализма, на массовую аллергию на мультикультурность и глобализацию. Но на ту же самую ностальгию и аллергию (которую напыщенно именуют «кризисом ценностей») отвечают и европейские ультраправые с их патентованной ксенофобией, и «Исламское государство» с его средневековым фундаментализмом, и Владимир Путин с его консервативным поворотом и имиджем «альфа-самца» (как сейчас представляется, утечка Wikileaks вполне могла быть организована Россией для создания именно такого образа российского президента).
Весьма характерны в этом контексте сексистские ремарки Путина о русских проститутках, которые «лучшие в мире», и о Трампе, которому они якобы не нужны, поскольку он, как следует из слов Путина, «общается» с участницами конкурсов красоты, — как и более ранние его высказывания о бывшем израильском президенте Моше Кацаве, осужденном за изнасилование десяти женщин: «Мы ему все завидуем». Сексизм Путина и Трампа (как и их младшего коллеги по цеху Берлускони) — характерный антилиберальный жест, который, надо думать, снискал им немало одобрительных ухмылок от мужчин среднего возраста за кружкой пива. И поэтому в женских маршах минувшего уик-энда речь идет не столько о президенте Трампе, сколько о самой судьбе либерального проекта, и поле битвы здесь — женское тело, вопрос о том, принадлежит ли оно самой женщине или мужчине, патриархальному обществу.
Много лет назад такой же территорией борьбы старого и нового мира были права чернокожих, когда в 1963 году в ходе второго «Марша на Вашингтон» Мартин Лютер Кинг произнес перед 250-тысячной толпой свою знаменитую речь I Have a Dream, «У меня есть мечта». В 1969 году состоялся марш против войны во Вьетнаме (600 тысяч человек), в 1987-м — за права геев и лесбиянок (500 тысяч), а в 1995-м — новый марш за права афроамериканцев, собравший, по оценкам, до 800 тысяч человек. В конечном итоге все эти марши привели к политическим изменениям — от прекращения войны во Вьетнаме до признания штатами прав ЛГБТ и однополых браков и, наконец, до первого черного президента в Белом доме, — и все эти изменения имели универсальное, глобальное значение.
Америка уже третье столетие задает гражданские модели остальному миру, и нынешний марш женщин против Трампа — это еще одна глобальная точка сбора. Модернизированный городской класс в различных странах мира опознает себя на антитрамповских митингах в защиту женских прав. В эпоху глобальной бифуркации, когда на глазах ломается постмодернистская, либеральная модель мироустройства (казавшаяся вечной, «концом истории», она оказалась самой непрочной и краткосрочной из всех исторических эпох) и возвращаются патриархат, неоархаика, ретрополитика государств и границ, — мир делится не по национальному признаку, а по отношению к глобализации, мультикультурности, открытому обществу. Глобальный флешмоб вязаных шапочек — за достоинство женщин, против президента-сексиста — стал маркером для социально близких, прообразом глобального гражданского общества.
«Марши сестер» прошли в десятках городов мира: в Сиднее, Лондоне, Париже, Братиславе, Барселоне, Приштине, Тбилиси, Праге, — но не в российских городах. Впрочем, если бы в Москве и состоялась антитрамповская акция, она бы закончилась предсказуемо — в автозаках: в отличие от недавних времен, когда надпись «Обама — чмо» украшала тысячи обшарпанных автомобилей, нынешний президент США, подобно жене Цезаря, в России вне критики и выше подозрений. На федеральных каналах ведущие, рассказывая о маршах, отпускали искрометные шутки про «влагалища на голове» и «монологи вагины»; сенатор Алексей Пушков в «Твиттере» заявил, что акции протеста финансировал Джордж Сорос.
Между тем Госдума приняла во втором чтении закон о декриминализации домашнего насилия, а московская мэрия не согласовала марш против этого законопроекта. В России свои суверенные скрепы, свой общественный договор, основанный на насилии в семьях и в тюрьмах, на открытом сексизме в политике и в обществе, на полицейском и судебном произволе: здесь вязаные балаклавы быстро получают одобренную президентом «двушечку». Но блюстители скреп легко забывают о том, что ровно сто лет назад, в феврале 1917-го, одним из триггеров революции были женские хлебные бунты — Pussy Riot эпохи другого глобального перелома.
