В 1924 году советский журнал «Красный перец» опубликовал карикатуру с изображениями мирного Джона Рокфеллера и воинственного Льва Троцкого. Подпись под ней гласила: «Кто этот мирный старичок? Это архимиллионер Джон Рокфеллер, угроза миру. Кто этот воинственный человек? Это революционер Лев Троцкий, угроза войне». Карикатура была призвана показать жителям СССР и иностранцам, что их восприятие мира может быть ошибочным: привычные мирные пожилые люди в дорогих костюмах могут представлять куда большую опасность, чем пламенные революционеры в шинелях.
Вся последующая история показала, что на самом деле имидж политика или всей партии никак не связан с реальным вредом, который они могут нанести. Получивший образование в Лондоне Башар Асад, женатый на подданной Соединенного Королевства и появляющийся на публике в дорогих костюмах, тому отличный пример.
Прошедший 2016 год ознаменовался целым рядом неожиданных, даже парадоксальных событий. Жители Великобритании проголосовали за выход из Европейского союза, а граждане США избрали президентом республиканца Дональда Трампа, который еще год назад воспринимался не более как шоумен. Впервые в истории Пятой республики Франции действующий президент — социалист Франсуа Олланд — отказался выдвигаться на второй срок, а в Германии, гордящейся своим социальным либерализмом, электоральным перспективам канцлера Ангелы Меркель могут угрожать ультраправые. Явная смена курса наблюдается в Турции, да и во многих других странах политическая атмосфера вызывает достаточно много вопросов и опасений.
Все эти события уходящего года получили довольно специфическое и противоречивое освещение в СМИ, так что в результате сами средства массовой информации оказались выставлены далеко не в лучшем свете. Появились ресурсы, целенаправленно оспаривающие привычную картинку мира, идущие наперекор мейнстриму (например проект Breitbart.com— его бывший исполнительный директор Стив Беннон сначала возглавил предвыборный штаб Трампа, а затем стал его советником в новой администрации). Задачей многих СМИ стал не поиск истины или сообщение корректных фактов, а конструирование реальности. Соответствие критериям правдивости оказалось неважно — принципиально лишь, чтобы у читателя появлялась необходимая точка зрения. Неслучайно словом года по версии Оксфордского словаря в 2016-м стала «постправда» — феномен, при котором в дискуссии становятся важными не факты, а эмоциональная составляющая, апелляция к глубинным страхам и желаниям.
Например, для большинства самих британцев и большинства экспертов итоги референдума о выходе из Евросоюза стали сюрпризом, но по-настоящему мир удивился победе на президентских выборах республиканца Трампа. Эти два события вывели на первое место двух новых политиков. Оба формально известны публике в своих странах и за рубежом, но обстоятельства их выхода на первые роли — исторический референдум и необычные президентские выборы — вызывают вопросы: что они будут делать с новой реальностью, творцами которой уже стали?
Не все оказались готовы принимать новый мир и пытаются бороться с меняющимся порядком вещей. Новости об избрании Трампа, а затем о его поддержке коллегией выборщиков (последняя надежда противников избранного президента переиграть голосование) привели к созданию по всей территории США групп профессиональных политиков, активистов и просто сочувствующих. Они намерены участвовать в «Сопротивлении» администрации Трампа и отстаивать свои свободы. О нежелании работать с первой леди — Меланией — объявили несколько известных модельеров. На мюзикле «Гамильтон» вице-президенту Майку Пенсу прочли нотацию о необходимости соблюдения прав человека. Трамп в Белом Доме для этих людей — не просто политический противник: он больше напоминает личного врага.
Что важно, реально оценивать действия Трампа-президента можно будет лишь после инаугурации 20 января. Пока он не может принимать государственных решений, а вся его избирательная кампания была популистской, основанной часто на заведомо невыполнимых обещаниях, поэтому остается вопрос, стоит ли серьезно анализировать его программу.
Если же ориентироваться на риторику, то Трамп в ночь выборов призвал сограждан к единству, а затем несколько раз осудил акты насилия своих сторонников. Позиция избранного президента к СМИ смягчилась. Но ничто из этого не влияет на группы меньшинств, которые настроены сопротивляться любым, зачастую даже необъявленным инициативам нового президента.
Видимо, противостояние, с одной стороны, мейнстримных СМИ и проигравших демократов, а с другом — Трампа и его команды в 2017 году останется в центре внимания СМИ. И симпатии либеральной космополитичной элиты (в одном из недавних текстов в The Financial Times Фрэнсис Фукуяма определил принадлежность к элите наличием хорошего образования), в том числе российских журналистов будут не на стороне Трампа.
Пока мысль о Трампе в Белом Доме наводит на многих американцев и жителей других стран ужас, британцы в результате Brexit оказались в жестких руках Терезы Мэй. В отличие от Трампа, ей не пришлось иметь дела с «Сопротивлением» (за исключением нескольких небольших или даже маргинальных демонстраций в поддержку сохранения членства в ЕС). Мэй опирается на лояльную партию, в которой много работала, граждане Соединенного Королевства к ней привыкли, журналисты, как правило, лестно сравнивают ее с Ангелой Меркель или с Маргарет Тэтчер. Мэй даже не столкнулась с серьезным экономическим кризисом — все важнейшие индикаторы Соединенного Королевства демонстрируют удовлетворительные или даже хорошие показатели.
Почему работа премьер-министра вызывает недоверие среди либералов? В отличие от Трампа, который только собирается вступать в должность, Мэй уже много лет проявляла себя на государственной службе. Конечно, позиции, которые она отстаивает или собирается воплотить в жизнь, сложно назвать либеральными. Например, в бытность главой МВД Мэй выступала за отказ Лондона от Европейской конвенции по правам человека. Она ссылалась на неэффективность документа в вопросах экстрадиции, и лишь недостаток поддержки в Палате общин заставил ее отказаться от голосования по Конвенции. Тем не менее уже этой осенью премьер-министр Мэй заявила, что Великобритания откажется от соблюдения ряда положений Конвенции, которые позволяли предполагаемым жертвам британских военных подавать затем на них в суд: например, прав личности на жизнь и свободу, — сохранив обязательства не прибегать к пыткам. Ревизия должна сократить поток жалоб со стороны иракцев и афганцев на действия британских военнослужащих и, что важнее, снизить государственные издержки.
Наступлению подверглись и права человека в самой Великобритании. Гражданские активисты и крупный бизнес — Google, Facebook, Apple— последовательно выступали против расширения полномочий спецслужб в электронной слежке, на чем активно настаивала Мэй. Принятый при ее активном участии The Investigatory Powers Bill ненамного отличается от «закона Яровой», предписывая компаниям хранить информацию о действиях своих сотрудников в интернете. Европейский суд в конце декабря постановил, что отдельные положения Билля противоречат принципам европейского права.
Сейчас Лондон будет вынужден смириться с эти решением, однако в будущем возвращение к масштабной прослушке не исключено — слишком сильна любовь Мэй к эффективности, контролю, упорядоченности и прагматизму; на эти качества указывают как ее критики, так и сторонники. Показательно, что одним из аргументов действующего премьера против Конвенции (гуманитарного в своей основе документа) был экономический: ее соблюдение, по словам Мэй, не делало Великобританию богаче.
Наконец, ярче всего консерватизм Мэй проявляется в вопросе миграции. «Она просто одержима мигрантами», — рассказал The Guardian бывший министр промышленности Винс Кейбл. Откровенное нежелание идти на уступки Евросоюзу в вопросе о статусе европейцев, живущих и работающих в Соединенном Королевстве, заставило жителей ЕС задаться вопросом об истинном единстве их Союза и Европы. Колумнисты британских изданий, рассчитанных на продвинутую публику, — The Financial Times, The Spectator, — бросились писать колонки, осмысляя свой будущий статус или отсутствие оного в неевропейском Соединенном Королевстве. Положение мигрантов, прибывших из других частей света, волнует всех заметно меньше.
Неизбежное ограничение миграции, как требуют консервативные тори, расширение полномочий спецслужб и отказ от норм гуманитарного европейского права — всего этого бы с лихвой хватило для политической бури в Германии или Франции. Но в Великобритании никакой бури не происходит — из-за Мэй. Она привычная часть элиты, олицетворение надежности — то, чем не может похвастаться оппортунист Трамп, неоднократно менявший взгляды и глав предвыборного штаба. В июле соцопрос You Gov показал, что 40% британцев считают Мэй «способным лидером», а еще 24% и 21% выделили ее честность и приземленный подход к решению проблем. Поговорившие с самой Мэй и ее окружением журналисты FT Джордж Паркер и Лайонел Барбер обратили внимание на такие личные качества премьер-министра, как недоверчивость, авторитарность, скрупулезное внимание к деталям, жесткость и любовь к секретности. В XXI веке все это вредит популярности политика.
В случае с Мэй и Трампом, которые пришли к власти в результате восстания против традиционных элит, происходит парадокс. Старающийся стать как можно более обычным Трамп, не стесняющийся шутить над собой, вызывает у людей гораздо больше страха и неприятия, чем жесткая авторитарная госпожа премьер-министр, эксплуатирующая стремление британцев к обособленности и безопасности и идущая ради этого на ревизию привычных для Европы XXI века либеральных ценностей.
