В последних «Вестях недели» Дмитрий Киселев неожиданно (с опозданием как раз на неделю) отметил юбилей «болотной революции», или, как выразился известный телеведущий, «революции норковых шуб».
Кстати, первым, видимо, это образное выражение употребил еще в декабре 2011 года дьякон Владимир Василик на культовом в кругах ценителей мракобесия портале «Русская народная линия» — права первопроходцев стоит чтить.
Мастер-класс от Киселева
Киселев рассказал, как в 2011 году несистемная оппозиция, проиграв выборы, вывела людей на улицы. Задумался ли сам Киселев или кто-то из его зрителей, какие такие выборы проиграла несистемная оппозиция в 2011 году, — неведомо. Также телеведущий сообщил, что у России тогда был шанс создать настоящую сильную оппозицию, и государство старалось, выращивая ее, как в чашке Петри (чашка Петри – это такой лабораторный сосуд, в котором растят колонии бактерий), но лидеры протеста доброты государственной не оценили, исторический шанс упустили и уехали кататься на лыжах в Куршевель. А Сергей Удальцов и вовсе сел в тюрьму (тоже, надо понимать, разновидность теплой чашки Петри).
Из всех героев Болотной хоть чего-то в жизни добилась Ксения Собчак — родила ребенка; о прочих сказать нечего, сообщает Киселев. И немедленно начинает рассказывать про Алексея Навального, который также ничего не добился, хотя в тюрьму все-таки не сел, а теперь еще и наглость имеет заявлять о президентских амбициях. И при этом даже менее популярен (где? хотя какая разница), чем барнаульский кот Барсик, который тоже собирается принять участие в президентских выборах.
На самом деле Навальный мог бы считать это успехом — понятно, что запоздалые поминки по Болотной только ради того и устроены на государственном телеканале, чтобы вписать его в один ряд с прочими неудачниками из прошлого и вычеркнуть из будущего. А это значит, болотце внутренней политики он своим заявлением встряхнул сильно, не заметить не получилось. Пришлось изобретать эффектные риторические ходы, поминать меха и лабораторную утварь.
Но кроме того, Киселев еще и продемонстрировал глубокое понимание того, в какие игры со временем играет российская оппозиция. И даже провел что-то вроде мастер-класса, исключив из рассуждений настоящее. В его портрете оппозиции есть только провал в прошлом и нелепые претензии на будущее. Никакого «сегодня» и никакого «сейчас». Проблема в том, что это не карикатура — примерно так и обсуждаются любые вопросы внутри забытой государством чашки Петри, где какая-то жизнь все же сохраняется.
Главная тема
Ключевой вопрос российского будущего — крымский (ну, по крайней мере, если верить в текущей ситуации в лучшее, если надеяться, что безудержные успехи во внешней политике к мировой войне не приведут). С Крыма началась для нас новая эпоха — с такой констатацией не станет спорить ни патриот-почвенник, ни либерал-западник, хотя, дойди дело до оценок этой новой эпохи, — могут и подраться. И с этим вопросом бросаются к любому политику, да хоть к тому же Навальному. Выискивают, не ляпнул ли чего, не вполне соответствующего представлениям вопрошающего об идеале (Навальный, кстати, ляпнул, и этим его «бутербродом» в него еще долго будут тыкать потенциальные «свои»). Наш? Не наш? Чей?
Вопрос, конечно, законный, вот только игнорирующий окружающую действительность. То есть настоящее. А в настоящем на законный вопрос есть Федеральный закон, принятый шестой Думой по инициативе Ирины Яровой и добавивший в УК РФ статью 280.1 — «Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ». Статья за такие призывы через СМИ либо интернет обещает до пяти лет тюрьмы.
То есть ключевой вопрос будущего, если, игнорируя настоящее, задать его политику, решившему действовать в легальном поле, этого политика из легального поля автоматически вышвыривает, переводя либо в заключенные, либо в партизаны. И добро бы ответа требовали те, кто уже партизанит по лесам, презрев житейские радости. Так нет, вполне себе мирные граждане.
Правильный вопрос для настоящего, таким образом, — как возможно декриминализовать дискуссию о Крыме. Но ведь это так скучно. В этом так много казуистики и так мало героического пафоса.
Женские бои насмерть
Легко подобрать примеры, с большой геополитикой не связанные. Так, сейчас вся прогрессивная феминистическая общественность занята борьбой с рекламным роликом некоего банка. Ролик — сексистский, изображающий женщину в униженном виде и навязывающий грубые стереотипы (семья важнее карьеры, призвание женщины — воспитывать детей и т. п.). Должно быть, гнев оправдан, но есть один нюанс — настоящее. В настоящем эти же стереотипы навязывает государство. Государство не первый год рвется к осуществлению биополитики, предъявляет права на женское тело, женское время и женскую сексуальность. Госдума, видимо, довольно скоро примет закон о декриминализации домашнего насилия. В борьбу за исключение абортов из системы ОМС вовлечены депутаты, сенаторы, детский омбудсмен и верхушка РПЦ (а это, между прочим, влиятельнейшая общественная организация с отличным джи-аром). То, что в просвещенных кругах называют сексистскими стереотипами, в кругах чуть более высоких, там, где формируется государственная идеология, именуют традиционными ценностями. И необходимость защищать эти ценности закреплена в недавно утвержденной президентом «Доктрине информационной безопасности». Дальше, кругами по воде, — инициативы неравнодушных общественников, вроде законопроекта об обязательной регистрации беременных. Пока они даже для нашего государства выглядят дико, но это пока.
Банк не может вмешаться в вашу жизнь. Достаточно просто не пользоваться его услугами. А государство — может, вмешивается и будет вмешиваться. И если бы часть энергии, потраченной на обличение сексистов-финансистов, пошла на противостояние государству, может быть, даже в современной России принятие некоторых законопроектов удалось бы остановить или хоть отсрочить.
Но интереснее, конечно, и много перспективнее с точки зрения борьбы за аудиторию в социальных сетях сражаться с каким-нибудь баром (где не был и не побывает никто из сражающихся), в котором на стойке — нелепая картинка, оскорбляющая женщин. Или травить SMMщика молодежного портала, в порыве юношеской запальчивости употребившего не к месту в официальном твиттере родного издания слово «телочки» (помнит история российского феминизма и такие баталии). Сражаться так, будто мы — уже в светлом будущем, где унылые вопросы неинтересного настоящего давно решены.
***
Без возвращения в настоящее не выстроить иерархии вопросов. Без выстраивания иерархии — не перейти к постановке целей. А впрочем, поскольку мысль, наверное, уже понятна, цикличности композиции ради вернемся к тому, с чего начали. В одном из интервью, данном уже в качестве кандидата в президенты, Навальный обмолвился, что готов дать гарантии безопасности Путину для обеспечения «транзита власти» (кстати, если уж чтить права первопроходцев, то стоит отметить: Михаил Ходорковский то же самое обещал раньше; Путин может спать спокойно, хватает желающих защитить его честную старость). После этого в адрес кандидата Навального пришлось услышать много ругани. Иные же комментаторы пустились, на манер обиженных детей, мечтать, не стесняясь публики, что они бы сделали с нынешним президентом России. А ведь на самом деле вопрос будущего Путина — это не вопрос будущего России. Вопрос будущего России в том, как Путина от этого будущего отделить.
Права первопроходцев не дают покоя. Между прочим, первым о намерении идти в 2018 году в президенты объявил задолго до Навального Григорий Явлинский. Но его программу обсуждают с той же примерно активностью, что и недавний раскол в конкурирующей партии ПАРНАС. То есть почему-то никак.
