Экономическая статистика, связанная с уровнями дохода и потребления, — беспроигрышный материал для СМИ, вечно ломающих голову, что им делать с «экономическими новостями».
Естественный интерес ко всему, что связано с деньгами, не позволяет игнорировать сообщения типа «ВВП России по предварительным данным ЦБ во втором квартале 2016 года сократился на 0,2% в измерении год к году» — сократился ведь, да, это же тревожные новости, это то, что всем важно? На самом деле если вы не понимаете более или менее точно, что это значит, то неважно. Если понимаете, то тем более понимаете, в какой степени это неважно. Круг людей, для которых динамика ВВП имеет сколь-нибудь реальное значение, в России ограничен максимум 20 тысячами человек, и это с очень большой вероятностью не вы: половина этих людей работает в Банке России, Минфине и Минэкономразвития, еще сколько-то — в Росстате, областных минфинах, аналитических отделах банков и прочих экзотических местах. То же касается промпроизводства, индекса промышленных цен, динамики денежных агрегатов, ставки ФРС, инвестиций в основной капитал и, если честно, уровня безработицы.
Конечно, для хорошо образованного человека приятно уметь рассуждать об экономике, это привлекает внимание общества и улучшает карьерные перспективы. Тем не менее из всего широкого и мутного потока сообщений на экономическую тему для широкой публики лишь статистика доходов и потребления наряду с индексом потребительских цен (в просторечии «инфляция») и решениями правительства в сфере госрегулирования есть возможный предмет не престижного, а повседневного потребления домохозяйств. Это и единственный род регулярно публикуемой экономической информации, который можно воспринимать лично.
Если, как сообщалось в конце октября со ссылкой на довольно рядовое исследование одной из лабораторий РАНХиГС, российский средний класс обеднел до такой степени, что часть его уже с сентября раскапывает огороды, чтобы спастись от наступающего голода, а про отдых за границей и говорить-то нечего, — то разве это не про нас? Разве не мы — средний класс, и разве это не наши реальные располагаемые доходы падают, а мы-то уже давно заметили, что это просто всё какой-то кошмар уже сейчас, а впереди-то и просвета не видно?
Далее в зависимости от уровня амбиций и смелости собеседников тема движется по одному из трех очевидных направлений. Первое приводит нас в лагерь смутно помнящих, что капиталистическому обществу свойственны постоянные кризисы — и поэтому, конечно, редкий представитель среднего класса не покрутит в голове крамольную мысль, что да, в СССР не было иномарок, но ведь и ипотеки не было, и в социализме есть свои плюсы, хотя, конечно, это и свинство.
Второе сводится к критике текущего политического курса, базирующегося на безудержной коррупции. В этом свете сообщение о падении реальных доходов населения за квартал на 0,5% самым отличным образом увязывается с обнаруженным в кармане очередного генерала миллиардом рублей: если у нас минус 0,5%, то, как учит нас Ломоносов, природа не терпит пустоты — у генералов плюс 0,5%. А то и больше: генералов, как известно, законы сохранения всего на свете не касаются, они вообще на законы плевать хотели.
Наконец, третье направление уже через три минуты сводит вопрос к очередному витку мирового сражения Ротшильдов и Рокфеллеров, в котором средний класс России с его кредитными автомобилями — мельчайшая монетка в галактических триллионных сделках нуворишей предположительно нечеловеческой природы.
Мне, конечно, более симпатичен третий путь: по существу, он той же природы, что и стандартное рассуждение мейнстримных экономических школ о происходящем, но выгодно отличается от него увлекательными декорациями. Это как Новый год в среднестатистической советской пятиэтажке и китайский Новый год в Шанхае — да, общие идеи, конечно, присутствуют.
А вот первые два пути — рассуждения о социализме и авторитаризме как способ обдумывания сведений о доходах и расходах населения — менее увлекательны, хотя и имеют с космооперами о мировом финансовом заговоре важное общее: представление об экономических процессах как внешних по отношению к домохозяйству. Экономические разговоры в современной России — это всегда разговоры о том, что они с нами делают. Но, в сущности, это никогда не имеет отношения к тому, что делаем мы, — тогда как основная масса экономической статистики формируется именно как несовершенное описание действий миллионов домохозяйств и принимаемых в них решений. То есть решений, принимаемых не ими, а нами.
Проиллюстрировать происходящее очень несложно именно на примере доклада РАНХиГС, из которого я вообще не позаимствую ни одной цифры — гораздо более важно то, какие процессы эти цифры отражают. Во II–III квартале 2016 года продолжилось и даже несколько ускорилось снижение реальных располагаемых доходов населения и в его числе — среднего класса. Рост его доходов прекратился, численность его падает, он стал отчетливо меньше потреблять, его уверенность в завтрашнем дне, несмотря на высокую квалификацию, сократилась. Снижение доходов среднего класса привело к тому, что он в 2016 году экономит — на еде, на развлечениях, на туризме и на медицинских услугах. В общем, печальная картина, а вернее, барельеф — уж очень она монолитная и выпуклая, всё в ней понятно.
На самом деле при нормальном рассмотрении все совершенно непонятно. Начать следует с того, что вот именно в 2016 году сократились именно общие реальные доходы, составляемые в российских реалиях из заработной платы наемной рабочей силы и из доходов от частного инвестирования. Так вот, заработная плата в среднем по экономике (реальная) за счет снижения инфляции в 2016 году, видимо, даже немного вырастет. Учитывая, что в госсекторе в этом году она росла медленнее, чем в частном секторе, а любым способом описываемый «средний класс» состоит по большей части из дефицитных на рынке труда узких профессионалов — скорее всего, именно зарплаты среднего класса как раз растут. Правда, не так быстро, как до девальвации рубля в 2014–2015 года, но растут.
Что не растет и даже сильно сократилось — доходы от недвижимости, от акций, от депозитов и такого же рода вложений. В сумме статистика показывает стагнацию реальных доходов. Согласитесь, это уже немного иная картина. Если же дополнить ее соображением о том, с чем именно сравнивает средний класс текущую ситуацию — а это ранние 2000-е, — то картина становится вообще несколько неприятной. То есть доходы среднего класса должны постоянно расти, а предмет его страданий в том, что заработная плата отчего-то перестала увеличиваться сильно быстрее, чем производительность его труда? То есть, по существу, средний класс, читая новости, оплакивает незаработанные премии и бонусы к новому году, ранее сваливавшиеся на него с нефтяного неба?
Кстати, о нефти. Всякий раз, когда вам в очередной раз изменит память и вы задумаетесь о том, что советская власть была не так плоха, как описывают ее эти диссиденты, — попробуйте представить себе, как выглядел на пике нефтяных цен рост потребления в среднем классе в СССР. Если не можете вспомнить, о чем это вообще, то я дам иллюстрацию.
В середине 70-х годов XX века в московских универсамах (не путать с супермаркетами) появились автоматы по розливу подсолнечного масла в тару покупателя. Выглядели они примерно так же, как автоматы газированной воды, но принимали не трехкопеечные монеты, а пятидесятикопеечные и сделаны были настолько солидно и надежно, из какой-то едва ли не корабельной стали, что выглядели на фоне убогого советского быта предвестием будущего социализма. Я еще помню, как эти величественные аппараты, которые уже в 80-х почти не работали, в 90-х радостно сдавали на металлолом: проблема продажи растительного масла в постсоветское время решилась иначе и без надрыва. У советской власти всегда находились дела поважнее, чем потребление населения, но когда она этим занималась всерьез — тут впору было отойти подальше. В общем, на месте сомневающихся я бы с благодарностью вспомнил последнее нефтяное десятилетие и сказал бы со вздохом, что да, не всё коту масленица — но по крайней мере нам от этого бума досталось немало благосостояния, да и сам средний класс в России обязан своим существованием именно ему.
Разумеется, хотелось бы иметь такую волшебную экономику, которая при хорошей конъюнктуре увеличивала бы доходы среднего класса, а при плохой — тоже бы увеличивала, но другим способом. Утешу лишь тем, что при глубоких кризисах (а нынешняя остановка роста ВВП, несомненно, глубоким кризисом считаться не может — это немного другая история) обычно сокращаются уровни социального расслоения. Если вы все еще ожидаете худшего — то утешьтесь хотя бы тем, что при «экономических катастрофах», о которых все судачат, разоряются в первую очередь богатые. И коррупционеры не исключение. Кстати, прямого отношения к падению реальных доходов населения валовые объемы взяток не имеют — по косвенным сведениям, доля коррупционных доходов в ВВП с 2014 года снижается просто небывалыми темпами.
Но более всего поражает воображение главная причина нынешнего горестного самоощущения среднего класса — это, конечно, не полумифическое сокращение доходов (речь сейчас может идти только об остановке их роста), а достаточно достоверно зафиксированное сокращение расходов, которое отражается, например, на оборотах розничной торговли — она год к году сократилась на 2–3%.
Здесь тоже нет никакой загадки, и дело тут не в том, что «средний класс обеднел». Это достаточно стандартная реакция населения на экономические шоки: всякое снижение экономической активности приводит к росту нормы сбережений. В примитивном изложении это выглядит примерно так. Увидев, что дела идут не так хорошо, как раньше, и уж во всяком случае не предполагается, что дальше они пойдут лучше, всякий предприниматель и всякий наемный работающий задумывается, а хватит ли у него в случае катастрофы денег на то, чтобы пережить совсем уж тяжелые времена? Хватит ли у него доходов на обслуживание кредита, на образование детей, на непредвиденные болезни в семье? В конце концов, кризис — это в первую очередь банкротства, а банкротство компании — это риск потери доходов и работы.
Решение меньше потреблять, таким образом, является вашим решением. И именно оно отражается в статистических сводках Росстата и в докладе РАНХиГС. Это вы так сделали. И, кстати, довольно разумно сделали. Хотя банкротства в России нечасты, а безработица очень низка, это сообразная предосторожность. Но зачем воспринимать происходящее как воздействие внешних злых сил? Это рутинные экономические события, состоящие в основном из ваших ответов на события в окружающей реальности.
Наконец, нет ничего особенно катастрофического в остановке темпов роста потребления. Здесь следует, конечно, учитывать своеобразие российских представлений о том, что есть богатство и что есть бедность.
В России традиционно плоха экономическая самооценка: страна представляется баснословно богатой (ресурсами всех видов), а население — баснословно бедным, в то время как на деле все ближе к обратному: Россия умеренно небогатая (во всяком случае, не слишком богатая) страна с достаточно богатым по восточноевропейским меркам населением.
При этом стандарты потребления в России, в первую очередь в среднем классе, очень завышены, как и представления среднего класса о том, сколько должен стоить его труд в развитой экономике. Относительно небольшой средний класс (класс высокооплачиваемых профессионалов) в России обычно ориентируется в идеале потребления не на коллег в США и ЕС, а на такие же по размерам, но гораздо более обеспеченные предпринимательские круги в этих странах. Все это очень здорово, но невозможно: даже если ликвидировать всех коррупционеров в России как социальное явление (что, безусловно, нужно делать, даже если бы это было плохо для динамики ВВП), средний класс в России не переселится в миллионерские поселки апстейта Нью-Йорка, перенесенные на Новорижское шоссе, по крайней мере сейчас, и объяснение этому факту самое простое. Благосостояние старых западных обществ — это во многом результат накоплений нескольких поколений в течение многих десятилетий.
Семьдесят лет советской власти даром не прошли — конечно, советское благосостояние также существовало, существует (и действительно распределено и несправедливо, и произвольно) и будет существовать в качестве наследства. Но новое стабильное богатство пока только зарабатывается. В первую очередь вами, вашими действиями, проектами, да просто регулярными занятиями трудом. Это медленно, но надежно — и то, что в России сейчас отчетливо удобнее жить, чем 15 лет назад, есть результат этих ваших и наших трудов. Это не «результат правильной/неправильной экономической политики», это не продукт игры внешних сил, к которым никакого отношения не имеют те, кто просто ходит на работу, — это то, что построено вашими усилиями.
Этот почти постоянно упускаемый из виду момент очень важен: без осознания того, что экономика не есть описание итогов действий хороших и плохих политиков, консультируемых хорошими и плохими экономистами, разговоры о верном или неверном экономическом курсе власти бессмысленны почти полностью. Экономика как нечто внешнее, а уж тем более как нечто, рамки которого определяются исключительно государством и о чем нужно беспокоиться только в рамках политической активности, — сложно придумать себе более искаженную картину.
Скажу только, что даже глубоко тоталитарные общества с сильно репрессируемым рыночным обменом редко могут позволить себе более десяти лет эффективной атаки на негосударственные секторы рынка, в авторитарных обществах (как, например, Россия) государство не в силах дотянуться и до половины экономической активности, а все попытки создания «корпоративного государства» в XX веке гармонизацией государственных и корпоративных структур окончились неудачей и отставанием в экономическом развитии.
Это отставание уже достаточно сильно: главной претензией к текущему политическому курсу в сфере экономики является даже не то, что в этом секторе совершены какие-то разрушительные действия, а то, что все в экономике России происходит в два-три раза медленнее, чем в любой сопоставимой стране. Россия — это не какая-то чудовищная ошибка экономической политики. Это просто довольно скучное место с неразвитым всем, за что ни схватишься, и с острым дефицитом людей, готовых воспринимать эту неразвитость как досадную и исправимую своими действиями проблему. Это, в сущности, базовая проблема (с известными корнями, которые здесь не очень удобно объяснять), тогда как экономический курс Владимира Путина — лишь производная от нее. Кстати, думаю, что и коррупция — такая же производная. Страна бедна в основном из-за хронических проблем с управленческими технологиями, воображаемыми в России совместным продуктом военной науки и патернализма, и эта бедность не будет нарастать — но будет сохраняться на нынешнем отнюдь не нищенском, но и не Бог весть каком высоком уровне.
Хотя бы с такого уровня соображениями (при этом совершенно не обязательно именно такого содержания) чтение экономических новостей уже не будет пустым разбрасыванием эмоций в окружающее пространство. Да и байки об обедневшем российском среднем классе, создающем пробки на магистральных шоссе к подмосковным огородам с капустой, при таком подходе не бесполезны — они веселят. Да пусть создают пробки, жалко, что ли. Главное, чтобы в офис в понедельник не опаздывали.
