Люди создают друг для друга множество проблем. Убивают и грабят, бьют и оскорбляют. Думая о жертвах этих поступков, убитых в прямом и переносном смысле, легко упустить, что они порождают и раненых — тех, кто пострадал лишь косвенно. Ограбили одного, но на высокие заборы потратились все его соседи. Они тоже жертвы преступления.
Ложь, как и насилие, порождает убитых и раненых. Раскрытый обман уменьшает доверие к обманщику, но не только к нему. В результате жертвами обмана становятся даже те, кого не удалось обмануть. По данным опроса World Values Survey (2010–2014 гг.), только 28% россиян готовы верить большинству людей, тогда как 66% считают, что нужно быть «очень осторожными». Если полагаться на этот опрос (а многие по привычке усомнятся и в его результатах), жители Филиппин должны нам завидовать — 96% из них «очень осторожны». Но и у нас соотношение ответов не в пользу доверия.
Как не стать жертвой обмана в обществе, которое породило такие ответы? Первое, самое очевидное средство, которое сразу же приходит в голову, это «критическое мышление». Мы очень часто пользуемся им, даже не осознавая этого. Критическое мышление подразумевает позицию скептика: поиск в услышанном противоречий и сомнительных мест, интерес к доказательствам и свидетельствам, подтверждение в независимых источниках. Это просто конкретизация принципа «быть очень осторожными», и речь идет о действительно полезном навыке.
Однако раз критическое мышление полезно, давайте отнесемся с некоторым скепсисом и к нему самому. Клайв Льюис в «Письмах Баламута» замечает, что «ужас каждого поколения [направляется] против тех пороков, от которых опасность сейчас меньше всего». Идея его ясна: в обществе циников никто не хочет выглядеть идеалистом, а в обществе недоверчивых — легковерным. Агитировать за критическое мышление в стране скептиков, это, пользуясь словами того же Льюиса, «бегать с огнетушителем во время наводнения».
Самый показательный пример — популярность в России конспирологических теорий. Конспирологическое мышление — это критическое мышление, доведенное до крайности. Не доверяя политикам и экспертам, выискивая нестыковки и недоговоренности на полосах самых уважаемых газет и в сообщениях официальных источников (тот самый здоровый скептицизм), конспиролог уверен, что даже простой человек при определенных усилиях может добраться до скрытой правды (позитивная часть программы).
Гиперкритичность ведет к известному парадоксу. Отвергая чужие мнения как недостаточно доказанные, конспиролог в итоге принимает в качестве фактов собственные укоренившиеся предрассудки. Мы не очень чествуем такой способ мышления, но все же стоит признать, что ему недостает не критичности и здорового скептицизма, а чего-то еще. Не в последнюю очередь самого дефицитного товара в обществе скептиков — веры.
***
Избавиться от чрезмерного скептицизма может помочь еще одно очень полезное средство — «методологическое уверование» (methodological believing). Этот метод состоит в том, чтобы со всем вниманием отнестись к собеседнику. Не просто отказаться от выискивания недостатков в чужих и нередко чуждых взглядах, не просто научиться излагать их без пристрастия, но и попробовать примерить их на себя, попытаться в них поверить. Разумеется, поверить временно и в качестве сознательного приема рассуждения — мы говорим о методологическом приеме, а не наивной доверчивости простака.
В отличие от критического мышления «методологическое уверование» — слабое место российских дискуссий. Достоинства оппонента и его позиции признаются редко. Скорее, предполагается, что оппонент глуп или куплен, — именно так возникает наш политический спектр, от «ватников» до «пятой колонны».
В результате, как отмечает филолог Георгий Хазагеров, стороны общественной дискуссии приступают к ней «раздраженными и безоружными одновременно». «Раздраженными», так как истина уже известна, и сама необходимость спорить вызывает досаду, «безоружными», так как спорщики пренебрегают доводами, которые могли бы убедить стороннего слушателя.
Привычка смотреть на оппонента в гиперкритическом ключе освобождает даже от необходимости найти в глазу оппонента сучок и потому предсказуемо позволяет не видеть бревна в своем глазу. Наше критическое мышление всегда исходит из некоторых предпосылок, и эти предпосылки зачастую скрыты и от нас самих; они — неотъемлемая часть нашего взгляда на вещи. Чтобы оценить собственные посылки, полезно бывает залезть в шкуру оппонента.
Но может ли уверование, пусть и методологическое, помочь не стать жертвой обмана? Как ни странно, да. И тем, кто из-за недоверия отказался принять хорошую идею и упустил свою выгоду. И особенно тем, кто закрыт для чужих взглядов и потому легко будет обманут сторонниками близких.
***
Познакомившись с тем, что человек говорит, следует обратиться к тому, что он делает, и это третье средство выживания в обществе недоверия. Экономическая теория сигналов напоминает, что в случаях, когда слова ненадежны и их сложно проверить, лучше полагаться на дела.
Скажем, заявления работника о своих способностях ненадежны, тогда как «сигнал», диплом об окончании престижного университета, может эти заявления подтвердить: «соискатель прежде справлялся с задачами, которые требуют способностей». Диплом добавит очков соискателю, даже если полученное образование само по себе бесполезно для дела. Признание в любви не так надежно, как «сигнал», который можно вычитать из упорных и активных ухаживаний: «такие усилия были бы неразумны, если бы он думал только про одну ночь».
Главное, что делает сигнал сигналом, это трудоемкость его подделки. Съев сайку с тараканом, булочник Иван Филиппов, возможно, не убедил генерал-губернатора, что в булке изюм, и все же такой жест намного весомее слова. Сравните Филиппова с «экспертом», который предрекает крах доллара. На знании такого рода, будь оно надежно, можно обогатиться, но эксперт зачем-то делится этим изюмом со всеми, тогда как сам его не ест, явно предпочитая телевидение бирже. Становится ясно: продает «таракана» и даже не думает притворяться.
Стилистический принцип «не рассказывай, а показывай» важен не только для кино. Только в дешевых сериалах актеры выражают свои «верю — не верю», «люблю» и «ненавижу» преимущественно через слова, и «экспертов по краху доллара» следует отнести к миру таких сериалов. Все прочие жанры кино подсказывают: в наш арсенал способов борьбы с обманом рядом с интеллектуальным «докажи» стоит положить и драматическое «покажи».
Чем экономист отличается от социолога? Тем, что совсем не любит разговаривать с людьми. Для экономиста это методологический принцип «выявленных предпочтений»: если хочешь узнать, что человек ценит, не спрашивай его, не обращай внимания на слова, они дешевы, а смотри на то, как он действительно поступает. Спрос, с точки зрения экономиста, не бывает «неплатежеспособным», так как без готовности платить это уже не «спрос». В этой системе координат ответ на социологический опрос говорит о поддержке политика не так много, как готовность прийти ради него на избирательный участок, а последняя — не так много, как выход на несанкционированный митинг.
Вот три простых правила, чтобы не стать жертвой обмана. Критическое мышление необходимо, но недостаточно. Нужно уметь не только усомниться, но и поверить, хотя бы сделать вид. Наконец, надо всерьез поинтересоваться словами и делами собеседника: они подскажут, кому можно верить.
