В былые годы, когда я работал на радио «Свобода», мне приходилось иметь дело с письмами слушателей, поначалу исключительно на бумаге, а затем все чаще они стали приходить по электронной почте. Некоторые были адресованы лично мне, другие абстрактной «дорогой редакции». Я запомнил одну из самых частых просьб слушателей: пожалуйста, не заваливайте нас фактами, лучше объясните, что все это значит и что за всем этим кроется.
Слушателей можно было понять — особенно в первые годы перестройки, когда умолкли «глушилки». На них неожиданно обрушился поток информации, ничего общего не имевший с тщательно отфильтрованной и дозированной советской нормой. К тому же резкая перемена была двусторонней: «Свобода» в те бурные дни сильно поменяла принцип своего вещания, бесконечные чтения художественных и публицистических текстов, которые как раз и были сплошными объяснениями, уступили место новостным программам, прямым репортажам и интервью. Было в чем потеряться.
Можно было сколько угодно говорить, что радио хуже всего приспособлено для комментария, это не его специфика, для этого есть газеты и журналы. Но у постсоветской аудитории в головах сложилась другая модель, идеологические обличители вдолбили штамп «пресловутое радио «Свобода» утверждает» — а коли так, будьте добры, скажите нам, что именно вы утверждаете, раз уж у нас появилась теперь возможность услышать. Между тем в уставе радио было прямо сказано, что никаких мнений от лица редакции оно не выражает, а то, что советские СМИ за такие мнения выдавали, было или мыслью сотрудника, не обязательно удачной, либо чаще всего соображением колумниста из переводной иностранной прессы.
Так или иначе, реальности из разрозненных фактов без теории не выстроишь. Это наверняка чувствовалось особенно остро выросшими в советскую эпоху, когда ничего, кроме теорий, было не найти, а факты (которые не всегда были фактами) строго отбирались. В конце концов, у факта есть валентности, он не встраивается в любую произвольную конструкцию. Можно чего-то добиться, лишь игнорируя эти валентности или незаметно смахнув непослушный факт со стола.
Сегодня приходится констатировать, что на большей части постсоветского пространства теория победила факт, и лучшее тому свидетельство — невероятный расцвет конспирологии на этой территории, впечатляющий даже в сравнении с ее нынешней популярностью на Западе.
Конспирология, как легко увидеть, существовала всегда, как минимум с тех пор, как у человека возникла нужда в объяснении явлений окружающего мира, и он стал выстраивать из фактов теории. (Это произошло прежде, чем Фрэнсис Бэкон явно сформулировал дихотомию между фактом и теорией.)
Существует в числе прочих довольно популярная теория возникновения религии. У человека в результате биологической эволюции сильно развито подозрение на присутствие одушевленного агента. Если поблизости зашуршали камыши, то это, может быть, дует ветер, но не исключено, что крадется тигр. Времени на проверку может оказаться недостаточно, и поэтому реагировать нужно по умолчанию как на присутствие тигра. По аналогии за любым природным явлением, будь то гроза, землетрясение или засуха, невольно подозреваешь такого агента, преследующего свои цели, вряд ли совпадающие с нашими собственными. Этого невидимого агента следует умилостивить путем жертвенного ритуала и других изъявлений покорности — так возник анимизм, наиболее примитивная форма религии.
Здесь легко увидеть аналогию с типичной конспирологической структурой. Как и в случае религии, теория рождается первой, в соответствии с идеологической установкой автора, а факты затем тщательно фильтруются и к ней пристегиваются. По версии Бэкона, факты — это элементарные единицы знания о мире, которые мы накапливаем до тех пор, пока индуктивный метод не позволит нам выстроить из них правдоподобную теорию. Но последующие философы давно заметили, что голого факта, за которым уже не стояла бы та или иная теория, в человеческой практике просто нет. Опыт и теория дают нам возможность толковать факты, а гипотетический непредвзятый интеллект просто потерялся бы в бесконечном потоке информации.
Из этого легко сделать экстремальные выводы и скатиться в полный релятивизм: дескать, никаких автономных фактов не существует, есть только теории, которые мы полагаем истинными или ложными в зависимости от наших предвзятых установок. Значит ли это, что требование упомянутого выше радиослушателя резонно и даже обязательно? Можно приводить длинные философские опровержения, но ограничимся простым контрпримером: двигатель внутреннего сгорания работает не потому, что наша нынешняя цивилизация верит в физику, он работал бы точно так же в каменном веке, хотя тогдашнее население объясняло бы его работу совсем иначе, с привлечением духов и демонов. И никакие демоны не вооружили бы жителей палеолита возможностью соорудить такой же.
Теоретически релятивизацию факта довел до логического предела французский постструктурализм, но практика восторжествовала именно в Советском Союзе. Орудием отбора фактов и подгонки их под готовые версии стали безальтернативные советские СМИ. Да и чем, собственно говоря, была марксистско-ленинская теория в ее сталинском варианте, как не тотальной конспирологической картиной мира со всемирным заговором по удушению советской республики и миллионами внутренних агентов? Когда утопия рухнула и схлынул энтузиазм, презрение к факту и его автономии быстро возобладало, и эта ситуация совпала с возникновением тотального форума для массовой инкубации новых подобных теорий.
В недавнем эссе, посвященном примерно той же теме, Станислав Львовский пишет, что «однозначного ответа на вопрос о том, какую роль сеть играет в истории с конспирологией — медиума или причины, — у нас пока нет». Я бы, честно говоря, рассуждал смелее. Причины не нужно, поскольку, в соответствии с моей версией, конспирология есть изначальный, хотя и неверный, способ объяснения реальности. Но интернет впервые в истории дал авторам таких теорий глобальную платформу для их обсуждения и взаимной поддержки. Классические конспирологические теории, как правило, прозябали в информационной тени: рассуждения о всемирном заговоре, во главе которого стоят масоны, евреи, папа римский, британская королева, «трехсторонняя комиссия» или «рептилоиды», либо вовсе игнорировались мейнстримными СМИ, либо упоминались в них ради насмешки и развенчания. Сегодня аудитория конспирологов исчисляется десятками, если не сотнями миллионов, во много раз превышая аудиторию упомянутых СМИ, и у нее есть места для массовых собраний, где каждый обладает возможностью публично высказаться. Хорошо смеется тот, кто смеется вместе с большинством.
А что, собственно говоря, дурного в конспирологических теориях, почему они не отражают реальности и даже не приспособлены к ее отражению? На этот счет существует известный аргумент австрийского философа Карла Поппера, который я здесь приводить не буду, и есть, как это неизбежно в философии, критика этого аргумента. Лично я по многолетнем размышлении решился бы утверждать, что в конечном счете конспирология неуязвима по причинам, сходным с такой же неуязвимостью религии, независимо от убедительности возможных возражений: ввиду подозрения на присутствие одушевленного и разумного агента, которого из нас не вытравить. Конспирология была и останется вечным паразитом политологии, которая, на мой взгляд, тоже так себе наука.
Другой вопрос — насколько вреден и опасен такой взгляд на мир. Вред очевиден, когда подобными идеями охвачено все общество до самой верхушки, когда в нем отсутствует корректирующий фактор вроде мейнстримных СМИ и когда государство, в котором такое общество сформировалось, обладает мощными рычагами влияния на историю. Например, ядерным арсеналом. Таким обществом был сталинский Советский Союз, и с тех пор мало что изменилось. Советские вожди получали информацию о мировых событиях, тщательно отфильтрованную референтами в соответствии с постулированной картиной мира, которая подразумевала неизбежность агрессии со стороны Запада. В результате советские участники переговоров о разоружении нередко узнавали цифры и факты о собственном арсенале от своих американских оппонентов. И общеизвестна история о том, что сравнительной полнотой сведений о происходящем в мире располагали только сотрудники журнала «Проблемы мира и социализма», редакция которого находилась в Праге, но их реляции доходили до Политбюро лишь с визой ЦК — то есть не доходили никогда, пока к власти не пришел Горбачев.
Эту модель никто не отменял. Как пишет британский журналист Бен Джуда, президент РФ получает информацию о мире из специальной сафьяновой папки, которую ему ежеутренне кладут на стол. О содержимом этой папки мы можем гадать лишь по его действиям, а эти действия все чаще свидетельствуют о том, что оно подчинено идее заговора — конспирология на таком уровне становится системой положительной обратной связи.