Часть III. Читать часть I. Читать часть II.
В прошлой части мы разобрали отношения россиян с правом. В этой разберемся, каковы их взаимоотношения с властью и государством.
Государство как символ
Начнем с того, что россияне не ждут от государства никаких бесплатных услуг. Ни медицинских, ни правовых, ни образовательных. Вся страна занимается самолечением, благо антибиотики можно купить без рецепта. К врачу идут только в совсем уж серьезных случаях и, даже если этот врач работает в государственной бесплатной медицине, еще с советских времен готовят к этому визиту деньги или хотя бы подарки, потому что уверены — иначе лечить будут плохо, спустя рукава, если будут вообще. Школьное образование в советские времена было бесплатным, хотя для поступления в институт все равно приходилось нанимать репетитора, а в отдельные, особо престижные, поступали по блату. Сейчас госшколы берут с родителей деньги фактически официально, и все уже привыкли, возражает только Минобрнауки, да и то как-то вяло. О полиции и правосудии и говорить неудобно: от полицейских ждут чего угодно, но только не защиты, а фраза «обращайтесь в суд» давно превратилась в эвфемизм, которым посылают по совсем другому известному адресу.
Россияне не привыкли в своей ежедневной жизни полагаться на государство. И это (как, впрочем, и все, о чем речь в этом тексте) относится не только к нынешним временам: привычке рассчитывать лишь на себя и на ближний круг уже много столетий. Государство в России всегда плохо справлялось со своими номинальными обязанностями — обеспечением правопорядка, наведением справедливости, заботой о слабых. Поэтому здесь столь важны личные связи. Дружба есть и на Западе, но на Западе она не имеет такого утилитарного значения.
В России же дружба — гораздо больше, чем дружба.
С помощью друзей большинство россиян ищет себе работу, родителям — врача, ребенку — школу, пересылает товары и документы, получает психологическую помощь и решает проблемы с законом. В Америке и Европе связи тоже, конечно, не лишние, но там их роль вспомогательная, основную миссию выполняют формальные общественные институты. В России формальные институты работают через пень-колоду, и поэтому никто на них не рассчитывает. Связи — главный способ решения проблем.
При этом — удивительный парадокс — россияне считают, что государство обязано оплачивать школы и больницы. Предложение отменить бесплатную медицину и бесплатное образование наверняка вызовет гнев у подавляющего большинства граждан РФ. То есть граждане рассчитывают на то, что государство предоставляет бесплатные медицинские и образовательные услуги, но совершенно не рассчитывают на то, что они сами (либо кто-то другой) их получит. Более того, людей, проявляющих принципиальность и отказывающихся, например, платить дополнительные взносы в школьную кассу, часто осуждают и даже подвергают остракизму. Этот разрыв между «государство должно предоставить» и «я имею право получить» можно объяснить только тем, что предоставление разного рода услуг является в понимании россиян не функцией государства, но его необходимым атрибутом, таким же, например, как флаг или герб. Никакой пользы от флага и герба население не имеет, но знает, что они обязаны быть, без них страна не является полноценной. То же и с государственными услугами.
В современных конституционных монархиях— Великобритании, скажем, или Дании — королева наделена символической функцией, а реальные функции государства, то есть правовую и социальную защиту населения, осуществляет правительство. В России символическая функция присуща государству как таковому, а защитой населения не занимается по сути никто, кроме самого населения и волонтеров. Россияне, наверное, были бы не против, если бы государство действительно, а не фиктивным образом, обеспечивало какие-то их потребности, — но только не в ущерб символам. От государства ждут прежде всего, что оно будет мощным и передовым. Способным уничтожить весь мир ядерными ракетами и отправить человека в космос.
Многие ли предвидели, что затеянная Горбачевым перестройка приведет к распаду Советского Союза и утрате страной статуса сверхдержавы? Вряд ли. Ожидали совсем другого: что мы по-прежнему будем жить в великой стране, определяющей мировую политику, только вдобавок исчезнут очереди за мясом, в магазинах появятся джинсы, колбаса и туалетная бумага, к нам вернутся запрещенные книги и фильмы, станет можно ездить за границу. Ну и еще — что в современных технологиях, где мы, как тогда говорили, «отстаем от Запада на 20 лет» (что было серьезным ударом по национальной гордости), произойдет быстрое сокращение разрыва. Я и сам ждал чего-то такого: вот уйдут большевики — и заживем, с нашими ракетами и балетом и с американским уровнем жизни.
Вышло иначе: к концу столетия уровень жизни в свободной России приблизился не к США, а к Марокко и Экваториальной Гвинее. Наука и техника пришли в еще больший упадок. Преступность… Не знаю, каким был уровень уличной преступности в СССР, советская статистика вещь ненадежная, но при советской власти я не видел перестрелок на улицах, а при новой российской приходилось.
И, конечно, Россия из мировой сверхдержавы превратилась в обычную бедную страну даже не второго, а третьего ряда.
Все это, конечно, было в первую очередь следствием того, что страна прогнила изнутри и ее военная и промышленная мощь уже давно была лишь иллюзией. Но важно сейчас другое.
Можно бесконечно спорить о том, стали ли люди жить лучше после крушения СССР. Я лично уверен, что стали, многие уверены в обратном. Но одно можно сказать точно: ожидания подавляющего большинства россиян были обмануты. У них «отняли» то, от чего они совершенно не собирались отказываться, — ощущение причастности к чему-то большому и сильному, — и не дали взамен и половины ожидаемого. Теперь они хотят получить эту причастность обратно.
Налоги как дань
С восприятием государства как символа связано и специфическое отношение к налогам. Если в богатых западных странах граждане, платящие налоги, понимают, что их деньги идут на оплату государственных служб (даже если они недовольны размером оплаты или качеством услуг), то в России налоги воспринимаются как способ откупиться от государства. Если государство повышает налоги, люди не думают, что оно хочет улучшить качество образования, медицины или даже обороны, — они думают, что все деньги в бюджете разворовали. Даже когда государство действительно что-то делает — например, чинит дороги или утепляет дома, — люди считают, что это делается не для их блага, а для распилов и откатов. Поэтому налог в понимании населения — в сущности, та же дань, которую жители русских земель платили монгольскому хану. Платили, разумеется, не потому, что ждали от хана каких-то услуг, а потому, что иначе можно было лишиться имущества и головушки. Недаром европейская социальная реклама давит на совесть, рассказывая о том, каких услуг недополучат люди в результате налоговых махинаций, а русская без лишней стеснительности запугивает: «Заплати налоги и спи спокойно».
Страх — вот единственная причина, по которой большинство граждан страны платит налоги.
О том, где государство должно брать деньги, никто особо не задумывается, а когда задумываются, говорят, что платить должен кто-то другой. Обычно на эту роль выбирают добывающие компании: по распространенному мнению недра страны — это общенародное достояние и те, кто добывает из этих недр что-то полезное, должен заплатить за это всем остальным.
Легитимность как покорность
Государство всегда и везде — а в России особенно, — это еще и люди: отдающие окончательные приказы касательно чужих судеб и выполняющиеэти приказы. В чем секрет власти этих людей? Почему остальные признают их право собирать с себя дань? Или не признают, как было, например, с поздним Ельциным? Что делает правителя легитимным — вообще и, в частности, в России?
В конце 2011 — начале 2012 годов многие либеральные комментаторы писали, что российская власть нелегитимна, потому что она фальсифицирует выборы. Нарушена законная процедура, с помощью которой депутаты и президент приходят к власти, следовательно, их власть незаконна. Это красивые слова, но они не имеют никакого отношения к российской действительности.
Тут имеет смысл процитировать большой кусок статьи «Легитимность» из «Российской юридической энциклопедии»:
«Л. как понятие складывается в период английской и французской буржуазных революций XVII-XVIII вв., однако в активное употребление входит только в начале XIX в., когда с его помощью сторонники монархии во Франции стремились восстановить власть короля как единственно законную, в отличие от власти узурпатора.
<...>
Л. власти — это ее этическая оценка, которую не следует путать с понятием легальности как характеристики юридической. Любая власть, если она издает законы и обеспечивает их выполнение, легальна. Но в то же время она может оставаться непризнанной народом, т.е. не быть легитимной.
<...>
[отец-основатель современной социологии] М. Вебер предложил различать три “идеальных типа” Л.: традиционную, харизматическую и рациональную. Традиционная Л. опирается на совокупность обычаев и привычку их придерживаться. Именно в эти рамки укладывается оправдание Л. монархии. Харизматическая Л. определяется преданностью субъектов (подданных) делу или личным качествам лидера. <...> Рациональная Л. подразумевает соответствие действий политического режима тому принципу, с помощью которого он был установлен. Например, если речь идет о демократии, то действия властей должны соответствовать ее требованиям. Практически это может быть выражено в утверждении власти при помощи традиционных демократических институтов (выборов, референдума)».
Третий из перечисленных Вебером типов легитимности в России явно не работает. Действия властей не соответствуют законам, и к традиционным демократическим институтам они относятся как к защитной мимикрии. Рассказывают, что в середине XIX века король Сиама (нынешнего Таиланда) Рама IV, посмотрев, как Англия и Франция захватывают соседние Бирму, Вьетнам, Камбоджу и Малайю, понял, что, если ничего не предпринимать, его страну постигнет та же участь. Чтобы избежать колонизации, он провел вестернизацию — правда, в основном, внешнюю: знать переоделась в европейское платье, в столице были построены европейского вида дома и проложены мощеные бульвары. В общем, было сделано все, чтобы по крайней мере правящая элита в глазах европейцев перестала быть похожей на «варваров». Как ни удивительно, это сработало: Сиам остался единственной независимой страной во всей Южной и Юго-Восточной Азии.
Сегодня роль европейского платья и европейских бульваров для стран третьего мира играют демократические институты.
Их цель — не предоставить широким слоям общества право участия в политике, а избавить элиту от образа варваров и связанных с этим образом рисков. И большая часть общества интуитивно это понимает. Поэтому легитимность власти обеспечивает не доскональное следование демократическим процедурам, а два других веберовских пункта: традиция и личные качества. В России то и другое сходится в одной точке, которая называется «твердая рука». Фактически всю свою историю, от Московского княжества до СССР, власть в стране была сосредоточена в руках одного человека. Эта традиционная схема и до сих пор считается правильной и легитимной. То же и с легитимностью, основанной на личных качествах: поскольку общество в России основано на праве силы, самым легитимным и считается самый сильный — тот, кто не предлагает другим брать столько суверенитета, сколько они могут проглотить, а, наоборот, может прижать всех к ногтю и отобрать у них последние остатки самостоятельности. Поэтому самые уважаемые российские правители были и самыми авторитарными. Они могли быть кровавыми тиранами, как Иван Грозный или Иосиф Сталин, великими реформаторами, как Петр I и Екатерина II, или просто умеренными консерваторами, как Александр III, но властью они ни с кем не делились. Наоборот, те, кто пытался ослабить вожжи, как Александр II, Михаил Горбачев или Борис Ельцин, свою власть теряли — иногда вместе с жизнью. То же происходит и сейчас. Медведева, принесшего слабую надежду на либерализацию, не считала легитимным даже оппозиция — именно при нем, впервые за 20 лет, в России начались массовые протестные демонстрации. Путин, жестко эти демонстрации задавивший, считается легитимным. Недаром очень многие оппозиционеры после президентских выборов писали, что победа Путина была относительно честной и большинство россиян хочет видеть его президентом. Казалось бы, парадокс: выборы-2012 были ничуть не честнее, чем выборы-2008, и оппозиция сама протестовала против многочисленных нарушений, начиная с недопуска альтернативных кандидатов и заканчивая подтасовками при подсчете голосов. Но на самом деле ничего странного нет: просто в России даже оппозиционеры подсознательно чувствуют, что здесь легитимен не самый законный, а самый сильный. Утверждение о том, что неоправданное применение силы против демонстрантов подрывает легитимность лидера, вызывает у российских граждан недоумение, а то и смех.
Правитель не должен оправдывать применение силы.
Наоборот, именно применение силы оправдывает статус правителя и делает его легитимным в глазах населения.
Все перечисленное — ожидание от государства демонстрации мощи, а не оказания услуг, неготовность к участию в делах государства посредством налогов и легитимность через насилие — и есть тот материал, из которого строится российское общество. Еще два краеугольных камня — неспособность к долгосрочному планированию и неумение договариваться. Можно ли соорудить из этого что-нибудь, кроме агрессивного авторитаризма, мы обсудим в следующей части.
