Сегодня, наверное, уже все, кто не провел последние пять лет в батискафе на дне Марианской впадины, знают слово «глютен», хотя пять лет назад его не только не было в русском языке, но и нужды в нем не было. Белковая композиция, которую мы теперь так называем и которая содержится в злаковых, в первую очередь в пшенице, была ранее известна как клейковина, о ее существовании в те времена знали разве что агрономы, пекари и особо продвинутые диетологи. Для большинства из нас она совершенно безвредна, но чуть менее процента от общего населения страдает непереносимостью по отношению к ней, так называемой целиакией, и этим людям всегда приходилось нелегко. Сегодня же нелюбовь к «глютену», важному компоненту хлебопечения, стала настолько массовой, что даже на бутылках с минеральной водой можно увидеть надпись «не содержит глютена» — конечно, не содержит, если не внести его туда намеренно в злодейских целях. Миллионы людей вдруг решили, что воздержание от этой вредоносной субстанции решит проблемы их здоровья, карьеры и личной жизни. При том, что никаких реальных медицинских подтверждений этому не было и нет.
Это лишь один частный случай подобного социального поведения, примеры можно приводить до хрипоты (аутизм от прививок, лечение рака обонянием маргариток и т. д.), но сегодня я хочу остановиться на самом ярком. Американская сеть предприятий быстрого питания Chipotle, специализирующаяся на блюдах техасско-мексиканской кухни и популярная в чуть более амбициозных социальных слоях, чем, скажем, MacDonalds, недавно объявила, что полностью отказывается от использования ингредиентов ГМО, то есть генетически модифицированных организмов, будь то растительных или животных. Поясняя это решение, генеральный директор компании Стив Эллис сказал: «Для нас очевидно, что для полного понимания всех последствий широкой культивации и потребления ГМО необходимо еще немало исследований». Тут я бы даже забежал вперед генерального директора с утверждением, что полного понимания нам не дадут никакие исследования — уж так устроена наука, что идея полного понимания ей не присуща.
Тем не менее, мы живем во вселенной, в которой вообще мало что понимаем, и не собираем на этом основании чемоданов для переселения в какую-нибудь смежную.
Есть, однако, аргументы и повесомее, чем нехитрая острота. Пояснение Стива Эллиса отличается от правды в единственную возможную сторону, и его немедленно разоблачили практически все ведущие СМИ из тех, что обслуживают компетентную аудиторию. Начнем с того, что в США, куда эта паника явно перекинулась из Европы, генетически модифицированные продукты употребляются в пищу в массовом порядке уже добрый десяток лет, и никакого заметного вреда от них не выявлено. Многие крупные научные организации однозначно высказались в пользу их безопасности. Исследования, чьи авторы пытались доказать высокую степень связанного с ними риска, дезавуировались опубликовавшими их журналами, хотя авторы и пытаются сопротивляться.
Судя по всему, решение Chipotle мотивировано вовсе не теми причинами, на которые ссылается Эллис, а простым потаканием целевой потребительской аудитории, которая достаточно осведомлена для того, чтобы знать об опасности, якобы исходящей от ГМО, но плохо разбирается в механизме их разработки и не в состоянии понять, что опасность эта мнимая. Впрочем, если и так, то что дурного в деловом решении бизнеса, желающего укрепить доверие потребителя, даже если бизнес попутно лицемерит, заверяя потребителя, что цены не вырастут? Об этом я скажу пару слов ниже, а пока что попытаюсь пояснить, что, собственно, не так с массовой реакцией на ГМО.
Борцы за чистоту диеты, как правило, противопоставляют неестественное и химическое — органическому и натуральному. Оставлю на этот раз в стороне тот простой факт, что абсолютно все на свете состоит из химикатов, а все органическое — из химикатов с дециметровыми труднопроизносимыми названиями. Какую пищу считать натуральной, то есть немодифицированной человеком? Перечислить ассортимент недолго: это грибы, лесные ягоды, дикий мед и вообще дичь — если я что и упустил, то немногое. Я до сих пор не встречал ни одного настолько прогрессивного едока, чтобы он не выходил за черту этого круга, хотя, правда, леса прочесал не все.
Прочие смертные, независимо от своих передовых взглядов, едят такое, чего в природе никогда не было до появления человека.
Так, дикий предок кукурузы, выявленный сравнительно недавно, совершенно на нее не похож, и назвать его съедобным было бы сильным преувеличением, а дикого предка домашней коровы, европейского тура, сейчас просто нет на свете, мы сами его истребили лет 400 назад. Тут, конечно, сразу вспоминаешь о модной нынче «диете палеолита», которая якобы менее вредна, а на поверку — чистая фикция.
Эта огромная дистанция между исходными организмами и их нынешними культурными версиями образовалась в результате многотысячелетней селекции, и большую часть этого времени селекция производилась на глазок, методом проб и ошибок. Кому-то, допустим, удалось вывести сорт пшеницы с повышенной сопротивляемостью вредителям, но без всякой гарантии, что в результате той же мутации в ней не появился вредный для нас ген. Генная инженерия, с помощью которой выводятся современные сорта, значительно точнее: ее метод заключается во введении в ДНК исходного продукта целевых генов, направленных именно на достижение нужного эффекта, и опасность нежелательных побочных явлений, как правило, гораздо ниже.
Один из главных аргументов противников ГМО заключается в том, что в ходе подобной селекции мы идем против законов природы — допустим, вставляя в ДНК растения ген, позаимствованный у животного, в результате чего, изящно утрируют они, в один прекрасный день мы можем захрюкать или у нас вырастет ухо на лбу. Законы природы, однако, совсем не то, что человеческие, и из закона всемирного тяготения, например, никак не следует, что мы должны поминутно падать, как персонажи Хармса. Кроме того, как выяснилось недавно, в природе просто нет организмов, которые бы не были генно-модифицированными в самом прямом смысле: гены имеют свойство перескакивать из ДНК одного организма в другой и делают это постоянно на всем протяжении эволюции. Только, в отличие от генной инженерии, происходит это случайно, без всякой наперед поставленной цели — у эволюции вообще нет целей. В результате генный код человека — настоящий коктейль, с ингредиентами, заимствованными у бактерий, грибов и т. д. Любая отсылка к законам природы — это аргумент от невежества: главный закон природы заключается в том, что мы все умрем.
Есть еще один довод, который часто приводят противники ГМО: генно-модифицированные культуры, как правило, производятся крупными международными корпорациями, такими как Monsanto, заинтересованными не в нашем благе, а в своей выгоде, — так что, соглашаясь на их условия, мы способствуем расширению их власти над собой. Этот аргумент — экономическая бессмыслица. Корпорации и вообще коммерция любого рода — это создание предложения в ответ на существующий спрос, и если даже самая крупная корпорация решит заняться выпуском, например, гаек без резьбы, она очень скоро разорится из-за отсутствия спроса. Мы, не задумываясь, покупаем ботинки и автомобили, производители которых тоже занимаются своим делом не из благотворительности. Тот факт, что созданием ГМО занимаются преимущественно крупные корпорации, а не, скажем, деревенские кустари, связан в первую очередь с затратами на квалифицированную рабочую силу, но является также реакцией на социальное сопротивление, в силу которого испытание и внедрение этих культур сопряжено с огромными накладными расходами.
А если все же пойти навстречу широкому общественному мнению, пусть и не слишком просвещенному, и отказаться от ГМО, без которых мы тысячелетиями обходились?
Почему нельзя вернуться к традиционным методам селекции, которые ведь как-то нас до сих пор вывозили? Прежде всего потому же, почему мы не собираемся возвращаться к паровой или конской тяге, отменив двигатель внутреннего сгорания. Сопротивление внедрению ГМО, которое, как видно из акции Chipotle, сегодня набирает силу и в Америке, представляет собой угрозу для беднейшей части человечества, постоянно балансирующей на грани недоедания, голода или даже переступающей эту грань. До сих пор нам удавалось как-то (не слишком успешно) поспевать за ростом населения традиционными методами селекции, но они явно отстают. Более того, любые сельскохозяйственные культуры имеют свой срок эксплуатации: сегодня мы уже не употребляем в пищу тех, какие были в ходу у наших предков каких-нибудь сто лет назад. Индия была в свое время спасена от массового голода благодаря так называемой «зеленой революции», но сегодня ее эффект слабеет на глазах, поскольку она была основана на потреблении невосполнимых ресурсов. ГМО — одна из мер, которые могут предотвратить грозящий дефицит продовольствия. И, однако, многие европейские страны, оказывая помощь беднейшим африканским, требуют от них обязательства не принимать и не внедрять у себя культуры ГМО. Это как если бы я угостил нищего хлебом с жестким условием, чтобы он не мазал его маслом.
Но можно посмотреть и шире. Все подобные движения, желающие приделать прогрессу тормоза, возникают почти исключительно в зажиточных обществах, влиятельная часть которых, удовлетворенная собственным уровнем жизни и принимая во внимание бесспорную ограниченность планетарных ресурсов, требует стазиса, отказа от новшеств и экспериментов. Но это требование парадоксальным образом противоречит одному из самых фундаментальных законов природы, второму началу термодинамики, отождествляющему стазис с максимальным беспорядком, энтропией, достигшей единицы, тепловой смертью. В нашей, пусть и малоизученной, вселенной мы можем быть до конца уверены только в одном: тот, кто не пытается идти вперед, — не стоит на месте, а просто падает.
