На самом деле шестнадцатая республика у СССР была. Называлась она Карело-Финская ССР и существовала с 1940 по 1956 годы. Создали ее, объединив Карельскую АССР и Финскую Демократическую Республику, образованную на территориях, захваченных СССР у Финляндии. Создали, как многие считают, «на вырост», в надежде на будущую оккупацию и включение в состав СССР всей Финляндии или, по крайней мере, значительной ее части. Когда стало окончательно ясно, что этого не случится, из названия республики убрали слово «финская» и снова понизили ее в статусе до автономной.
Описывать, как и почему у нее все получилось, я не стану — об этом и так довольно много написано, есть даже целая книга The Road to Prosperity: An Economic History of Finland. А я хотел бы попробовать описать другую республику. Не шестнадцатую, а третью. Третью российскую республику, если считать первой ту, что существовала в России в 1917 году, а второй — ту, которая существует с начала 90-х и по сей день (правда, последние 7–10 лет скорее формально). Россию, которая, несмотря на наличие богатых природных ресурсов, все же станет свободной, богатой и успешной страной. Как и почему она может достигнуть успеха? Что необходимо для того, чтобы это произошло? Нынешний режим не вечен, и рано или поздно эти вопросы все равно придется обсуждать. По-моему, лучше начать пораньше, чтобы не лепить новые конституции в спешке — что называется, «из дерьма и палок», — как это случилось в 1993-м.
Сразу оговорюсь — я почти не верю в то, что «Россия обязательно возродится», тем более, что и возрождаться ей особо некуда — свободной и богатой она никогда не была. В мире очень мало действительно успешных стран, и за пару последних столетий их количество почти не изменилось. 85% населения планеты живет в странах бедных и/или несвободных, как жили их деды и прадеды и как, вероятно, будут жить их правнуки.
Хуже того, я считаю, что в бедах россиян виноваты не Путин и его клика, а они сами. Та самая русская ментальность. Признаваться в этом сейчас очень не модно, но я думаю, что нынешнее поколение россиян (так же, как и, скажем, аргентинцев, индонезийцев или египтян), скорее всего, не в состоянии построить нормальное общество. Дело, конечно, не в генетике — я не верю, что большевики «уничтожили российский генофонд». Даже если бы в этом и была доля правды, в 140-миллионной популяции наверняка такая вариативность генов, что при благоприятных условиях генофонд может восстановиться в наилучшем виде за одно-два поколения. Проблема не в наследственности, а в том, что жизнь в России (и подавляющем большинстве стран мира) устроена как система с положительной обратной связью, то есть система, которая не корректирует, а поощряет ошибки. Порочный круг. Общество наказывает тех, кто работает и отстаивает собственное мнение, и награждает воров и приспособленцев. Не удивительно, что таких с каждым годом становится все больше. Подобный же механизм приводит к формированию алкогольной или наркотической зависимости. В этой институциональной ловушке Россия сидит очень давно и очень глубоко. Можно ли что-то с этим сделать? Теоретически — да. Чтобы избавить человека от пагубной привычки его отрывают от привычной среды и помещают в другую, стимулирующую самостоятельность и ответственность. Но этот метод имеет свои ограничения. Не переселишь же 140 миллионов человек в Германию или США. А если и переселишь, еще неизвестно кто кого сборет.
Тем не менее, это не повод опустить руки и смириться с судьбой. И уж совсем не повод отказаться даже от мыслей о том, какой мы хотели бы видеть Россию и как нам ее такой сделать.
Но для начала — о том, что мы уже имеем на руках: из чего придется строить новую Россию.
Три ошибки
В последние три десятка лет надежды на построение в России успешного общества связывались с тремя допущениями. Вернее, сначала с двумя, третье то ли прибавилось, то ли вытеснило их уже в середине 2000-х. Сейчас понятно, что все три были ошибочны.
Допущение первое: «Моисей 40 лет водил свой народ по пустыне. Мы, выросшие в совковом рабстве, по своей природе рабы. Но новое, выросшее после падения коммунизма поколение будет свободным».
Поколение выросло. И, неожиданно для наблюдателей, в массе своей оказалось куда более конформистским, циничным и совковым, чем предыдущее. Почему так случилось?
Точного ответа мы знать не можем, можем только предполагать. Я бы предположил, что это произошло потому, что свободы у детей 80-х было навалом, и эту свободу они получили даром. Люди обычно не ценят то, что имеют в избытке, — они ценят то, чего у них нет. Так же и первое постсоветское поколение тоскует по тому, чего им недодали, но что, как они знают, было у их родителей: по супердержаве, которую боялись и уважали. То, что в этой супердержаве люди часами стояли за туалетной бумагой, они знают лишь понаслышке и не очень этому верят. Действительно ведь, для каждого, кто не видел этого лично, очередь за туалетной бумагой — абсурд, гипербола, сюжет из дешевой комедии, который нельзя принимать всерьез. Они и не принимают. Зато они прекрасно знают из телевизора о том, что мы когда-то делали ракеты и перегородили Енисей, а также были законодателями мод в мировом балете. А теперь у них всего этого нет.
Ценить свободу им мешает и то, что в 90-е успеха достигали не столько свободные люди, сколько люди свободные от любых моральных ограничений. Закон не работал. Богатыми и влиятельными становились те, кто не стеснялся врать, воровать, даже убивать. Остальные, связанные моральными принципами, могли создать бизнес и поставить его на ноги, но на каком-то этапе обычно лишались его в пользу менее щепетильных коллег, иногда вместе с жизнью. Если бы выросшее на таком примере юношество прониклось уважением к праву, труду и свободе, это стало бы чудом. Увы, чуда не случилось: юношество выбрало цинизм и тоску по Империи.
Допущение второе: «Да, все большие капиталы в России нажиты нечестным путем. Но, нажив эти капиталы, олигархи захотят их обезопасить и начнут строить в России правовое государство».
Казалось бы, очень логичное рассуждение. Не придраться. Должны начать. Но почему-то так и не начали. Более того, с каждым годом воруют все больше и все наглее. Почему?
Потому что эта красивая схема работает только в замкнутой системе. В системе открытой, где существует не только Россия, но и остальной мир, гораздо более выгодной оказалась другая стратегия. Капиталы по-прежнему наживаются в России — и по-прежнему нечестным путем. А провайдером стабильности выступает Запад. Наворовал денег — вывез их в Европу, где правовое общество давно построено и эти деньги никто не украдет и не отнимет. Вывез — наворовал еще. Опять вывез. Опять наворовал. Вывез на Запад семью, для безопасности. Наворовал еще. Обзавелся иностранным паспортом. И так далее. Россия — делянка, с которой собирают урожай. Запад — надежная кладовая, где этот урожай хранится. До самого последнего момента эта схема работала идеально, и никакой мотивации ее менять и строить в России правовое государство у олигархов не было. С аннексией Крыма ситуация внезапно изменилась, и хранить капиталы на Западе стало небезопасно. Но и строить правовое государство в России олигархам уже как-то поздновато. Момент упущен, по крайней мере на данном историческом этапе.
Допущение третье: «Россияне заключили с властью договор "Свобода в обмен на колбасу"».
Этот тезис появился позже двух первых, когда стало ясно, что свобода россиянам не слишком нужна. На первый взгляд он довольно депрессивный — отдали первородство за чечевичную похлебку. Но это с какой стороны посмотреть. Да, свободы век не видать, зато у нас будет колбаса — тоже совсем неплохо. К тому же у тезиса было продолжение: согласно пирамиде Маслоу, россияне, наевшись досыта, должны потребовать и свободу. И это случится буквально со дня на день. Как говорил экономист Сергей Гуриев — Россия станет самой богатой страной, перешедшей к демократии.
Это правда, к демократии переходили и более бедные страны. С другой стороны, некоторые куда более богатые — Саудовская Аравия и другие нефтяные монархии — к демократии так и не перешли и, похоже, в ближайшее время не собираются. Но дело не в этом.
Когда начались продуктовые контрсанкции и цены на мясо и овощи подскочили на десятки процентов, аналитики стали писать о том, что контракт «свобода в обмен на колбасу» властью нарушен. Увы, это не так. Это не власть нарушила контракт с большинством населения — это мы, меньшинство, неправильно понимали суть их контракта. Свидетельство этому — растущие вместе с ценами рейтинги президента. Контракт изначально был о другом — россияне отдали свободу не за колбасу, а за то самое «вставание с колен», о котором так долго говорили кремлевские пропагандисты. За возможность снова почувствовать себя подданными (не гражданами, нет) великой державы, показывающей миру кузькину мать. И в обмен на это многие готовы отдать не только свободу, но и колбасу, и очень многое другое. Колбаса была не частью договора, а побочным продуктом роста нефтяных цен и реформ Касьянова-Кудрина. Прилагавшимся к контракту приятным бонусом.
Почему так важно чувствовать себя частичкой великой силы? Видимо, причина в том самой «выученной беспомощности» российских граждан, о которой так много пишут в последнее время психологи. Россияне не могут изменить свою жизнь, не могут выбирать себе мэров (а когда могут, как в Ярославле, этих мэров прячут в кутузку), не могут повлиять на то, что у них отнимают пенсии, не могут получить необходимые лекарства, не могут защитить свою собственность в суде. Они ежедневно ощущают свое бессилие. Жить с этим трудно.
Мощь державы — настоящая или иллюзорная, — это компенсация за собственную беспомощность. И это важнее любой колбасы.
Но как же тогда пирамида Маслоу?
Во-первых, эта пирамида — лишь модель, одна из гипотез, а не истина в последней инстанции. Многие психологи ее критикуют и утверждают, что она противоречит эмпирическим исследованиям. К тому же Маслоу описывал не среднего обывателя, а фактически идеального, эстетически развитого и высокодуховного человека. 1% населения. Но дело даже не в этом. Дело в том, что пирамиду неверно трактуют.
На нижнем уровне пирамиды находится не колбаса, а физиологические потребности организма. Проще говоря, потребность в протеинах и углеводах. Потребность не умереть с голоду. Эта потребность вполне удовлетворялась серой докторской колбасой и подгнившей картошкой, доступной в любом советском рабочем поселке. Она удовлетворяется даже в нищих африканских странах, если люди там не гибнут в буквальном смысле от голода. Потребность же в хорошей, вкусной, качественной колбасе к базовым, физиологическим потребностям не относится. Это шестой (или второй сверху) уровень потребностей, эстетический, тот же, где располагаются потребности в красивой одежде, хорошей музыке (будь то Малер или группа «Любэ»), живописи и литературе. Качественная колбаса — украшение жизни, а не жизненная необходимость.
«Вставание с колен», наоборот, является потребностью хоть и не базовой, но раскладывающейся сразу на несколько нижних уровней. Тут и второй уровень снизу — потребность в безопасности (государство защищает нас от НАТО и жидобандеровцев). И третий снизу — потребность в принадлежности к общности. И четвертый — потребность в уважении (боятся — значит уважают). Все эти уровни потребностей ниже, то есть важнее, шестого, эстетического. А значит, люди хотят удовлетворить их раньше, чем потребность в качественной еде. И удовлетворяют, к нашему изумлению, наплевав на исчезнувший сыр и подорожавшую колбасу. Да, эти общие на всю страну безопасность и уважение, которые они получают, — второсортные и скоропортящиеся. Зато они, как все приобретенное крупным оптом, значительно дешевле, чем те, которые нужно зарабатывать самостоятельно.
Конечно, не эти три заблуждения помешали построить в России успешное демократическое общество — были и более серьезные причины. Но они долгие годы мешали объективно оценить трудности, которые могут возникнуть на этой стройке. Теперь, отбросив заблуждения, мы можем попробовать их описать. Но уже в следующей части статьи.
(Продолжение следует)
