Один из самых старинных и испытанных приемов военной пропаганды — презрительный образ врага, которого нам представляют как скопище обезумевших, неуклюжих и трусливых болванов, чтобы таким образом убедить нас в неизбежности нашей победы. У этого приема нет изобретателя, он существует испокон веков и применяется стихийно каждой из враждующих сторон, но государство научилось использовать его в своих целях: оно охотно подхватывает инициативы такого рода и использует их в собственных средствах наглядной агитации с целью дегуманизации противника и облегчения задачи его истребления.
За примерами ходить далеко не приходится. Россияне прозвали немцев «фрицами» еще в годы Первой Мировой, и этот ярлык пригодился в последующей войне, американцы, со своей стороны, обзывали их krauts, а японцев — japs, в таком виде они куда меньше ассоциируются с высокой немецкой культурой или самурайскими доблестями. Россияне, кстати, менее наслышанные о доблестях, прозвали всех японцев именно самураями, лишив этот титул и тени героизма. И каких только прозвищ они не изобретают сегодня для украинцев.
Этот метод, однако, становится все менее пригодным для сегодняшних полиэтнических и многоконфессиональных обществ, когда практически у любого противника может оказаться пресловутая «пятая колонна» в наших собственных рядах. Отсюда — желание отмежеваться, объявить «внутреннего врага» неаутентичным представителем своей группы, в отличие от аутентичных и миролюбивых «наших». Так, например, русские, выступающие в защиту Украины — неправильные, агенты «вашингтонского обкома» или вообще евреи.
В таком подходе заботы о правде, конечно же, меньше, чем соображений государственной безопасности. Президент США Барак Обама, как уже было неоднократно (в т. ч. и мной) отмечено, тщательно избегает называть экстремистов из так называемого «исламского государства» (ISIS, или ISIL) мусульманскими. Более того, он даже настаивает на том, что они самозванцы, не имеющие ничего общего с настоящим исламом, «религией мира». И если потребовать у него доказательств такого тезиса, недостатка в них, пожалуй, не будет. В США большинство мусульман настроены весьма лояльно в отношении своей страны, многие выражают возмущение по поводу учиняемых экстремистами терактов и жестокости ISIS. Авторитетные имамы во всем мире, в т. ч. весьма консервативные, присоединились к этому осуждению и объявили экстремистов вероотступниками. А совсем недавно более тысячи норвежских мусульман провели демонстрацию, окружив синагогу в Осло символическим кольцом защиты и выразив таким образом протест против нарастающей в Европе волны антисемитизма.
Беда, однако, в том, что для любой из этих акций можно найти контрпример и противовес, а выбирать из имеющихся доводов только те, которые поддерживают нашу точку зрения, — плохой метод доказательства. Как пишет в журнале Atlantic Грэм Вуд, многие ученики-мусульмане во французских школах отказались поддержать общенациональный протест против терактов в редакции журнала Charlie Hebdo и парижском кошерном супермаркете. И никак не закроешь глаза на тот факт, что на некоторых мусульман в Европе кровавая пропаганда ISIS действует как магнит: сотни молодых людей, в т. ч. уроженцев европейских стран, отказываются от привычного образа жизни с его относительным комфортом и устремляются под черные знамена самопровозглашенного халифата.
В попытке понять истинное положение вещей Вуд прибег к помощи принстонского профессора Бернарда Хайкела, ведущего специалиста по групповой психологии ISIS. В отличие от Барака Обамы Хайкел явно не считает, что участники этого движения, а сегодня уже фактически государства, настолько вышли за пределы ислама, что не могут быть к нему причислены. По его словам, приверженцы ISIS в большинстве своем весьма сведущи в мусульманском богословии, их речь пестрит цитатами и ссылками. Богословие это, однако, ближе к образцу VII века и отвергает многообразие последующих фаз развития религии — но такое впадение в архаику типично для многих разновидностей того, что мы сегодня именуем фундаментализмом.
Демонстративная жестокость наказаний имеет прецеденты в ранней истории ислама и, с точки зрения тех, кто к ней прибегает, служит лишь свидетельством их ортодоксальности.
Главные отличительные черты идеологии ISIS — это убежденность в необходимости халифата, его эсхатологическое значение и практика так называемого «такфира». Халифат был исходной формой правления на завоеванных мусульманами территориях, единством светской и религиозной власти, не подразумевавшим их разделения, и является, по мнению его сторонников, единственной средой, в которой мусульманин живет свободно. Именно поэтому любая иная власть над мусульманами должна быть свергнута. Согласно идеям, почерпнутым из «хадиса», свода преданий о жизни Пророка и его соратников, двенадцатый халиф (турецких султанов ISIS считает узурпаторами) будет последним, после чего явится мессия Иса (Иисус) и наступит конец света, апофеоз праведников и наказание всех прочих.
«Такфир» — право объявить другого мусульманина вероотступником и подвергнуть его наказанию, обычно смертной казни. Теоретически оно применяется редко и осторожно и должно быть санкционировано признанными религиозными авторитетами, однако приверженцы ISIS, как правило, внешних авторитетов не признают и считают своей первостепенной задачей очистить ислам от отступников, а таковыми в их глазах является большинство верующих — начиная со всех поголовно шиитов и кончая суннитами, идущими на малейшие уступки плюрализму. Именно поэтому, какой бы эффект ни производили казни иноверцев или зверства в отношении езидов, подавляющее большинство жертв ISIS — это сами мусульмане.
Если вкратце резюмировать выводы Вуда, ISIS — экстремальное, но вполне легитимное толкование ислама: его сторонники искренне убеждены в своей правоте, и никаких разумных доводов, с помощью которых их можно было бы разубедить, не существует. С другой стороны, разубедить читателей журнала Atlantic можно по крайней мере попытаться, и именно эту задачу взял на себя сайт ThinkProgress, опубликовавший ответную реплику Джека Дженкинса, в которой богословие ISIS объявляется «антиисторическим, ревизионистским — но не неизбежным», а сам Грэм Вуд чуть ли не обвиняется в исламофобии — как ни странно, путем ссылок все на того же Бернарда Хайкела из Принстона.
Обвинять какую бы то ни было религиозную конфессию в антиисторичности можно только с одной позиции — исторической. Для критика любой религии, допускающего за ней хотя бы какую-то степень правоты и благотворности, эта позиция изначально исключена. Коран и «хадис» могут рассматриваться как исторические источники лишь в полном отрыве от религии, игнорируя их сакральность и преодолевая апологетическую направленность, и лишь в сочетании с другими источниками, на сакральность не претендующими. Это относится к любым основополагающим документам любой религии — позволяя себе даже слабое сомнение изнутри, рано или поздно окажешься снаружи, или же это сомнение придется подавить.
Еще удивительнее — обвинение в ревизионизме. Шиизм, возникший в результате раскола, был явным ревизионизмом в отношении суннизма, и это уравнение легко перевернуть. Точно в таких же отношениях находятся римский католицизм и православие. Ревизионизм — бессмысленное понятие для истории, в которой нет правильных версий, а есть только факты, и в глазах любого ортодокса ревизионизмом является всякое отклонение от догмы. И уж совсем смешно упрекать ISIS в отсутствии неизбежности.
В падении кирпича с крыши вам на голову нет ничего неизбежного, пока он действительно не упадет, а тогда уже не оспоришь.
Речь, напомню, идет о том, считать ли ISIS легитимной, хотя и экстремальной, мусульманской конфессией или просто бандитским сбродом, каким его пытаются представить некоторые вполне благонамеренные политики. Каковы критерии истинной принадлежности того или иного верующего к религии, которую он или она объявляют своей? Об этом, как ни странно, удобнее всего судить со строго внешней позиции, то есть атеисту. Не будучи христианином, я никогда не возьмусь разрешить спор католика и православного об исхождении Святого Духа от Отца или от Сына — не потому, что я не в курсе всех подробностей, а просто потому, что в моей системе категорий он не имеет смысла. Единственный выход для неверующего — признавать христианами всех, кто себя таковыми объявляет. В противном случае возникает парадокс: если мне кажется, что лютеране правее всех, то какой же я неверующий? А с точки зрения любого верующего именно его конфессия правильная, тогда как все прочие — еретики и вероотступники, и он всегда укажет вам на пункты в писании, на которые он опирается и которые еретиками игнорируются или искажаются.
Почему важна такая позиция нейтралитета? Потому что, объявляя ту или иную конфессию лежащей за пределами религии, мы лишаем себя возможности понимать ее сторонников. В случае вооруженного конфликта это чревато опасностью — на что и пытается обратить внимание Грэм Вуд. Создание халифата для ISIS — не просто потакание зверствам своих сторонников, а последняя и окончательная правота, исключающая любые компромиссы и оправдывающая любые жертвы. Террор «Ирландской республиканской армии», несмотря на весь ее католицизм, преследовал политические цели, и поэтому с ней в конце концов удалось найти общую платформу. Террор ISIS — орудие приближения конца света, и приемлемого для нас варианта в этом сценарии нет.