Интуиция не лучший советчик, когда речь заходит о толковании законов, но в некоторых случаях и ее бывает довольно. Одного взгляда, поверхностного знакомства с обстоятельствами дела Светланы Давыдовой достаточно, чтобы понять, что она не должна находиться в тюрьме. Этот случай настолько дик, что можно его использовать для сверки своего здравого смысла с реальностью. Если человек обвинен в государственной измене за то, что сообщил (не обладая никакой специальной подготовкой, ничего не понимая про войну) никак не скрываемую информацию представителям дружественной формально страны, — значит, плох не человек, а закон. Обвиняемой стала многодетная мать, и кто-то говорит, что это уже даже не так важно — какая разница, кого неправедно судят. Нет, это важно, что несколько маленьких граждан России могли остаться без матери, хотя бы на время следствия. Несправедливости тут ровно столько же, а зла больше.
Как будто сама ситуация была недостаточно бессмысленной и жестокой, государство решило показать Светлане Давыдовой все, на что способно. Сперва была группа захвата из 20 оперативников ФСБ, одетая в шкуру добродушного вяземского участкового (тихая занавесочка вдруг тоже бросится на тебя). Вслед за ними — государственный защитник, принявшийся, трижды не пропел петух, играть со следствием в поддавки. Затем — уполномоченный по правам ребенка, который намекнул, что лучший способ защитить права детей — это лишить их матери (арестованной за ненасильственное действие). На борьбу с несуществующим преступлением брошены были все асфальтовые катки, которые нашлись в гараже специального назначения. В некотором смысле мы и вправду стали свидетелями «государственной измены» — только это не гражданин изменил своей стране, а государство показательно предало своего гражданина.
Поскольку интуиция — плохой помощник в трактовке законов, стоит проговорить все натяжки, передергивания и допущения, без которых Светлана Давыдова не могла бы находиться сейчас под следствием.
И если это сделать, то не только перестаешь понимать, в чем ее вина, но и сама идея «государственной измены» начинает казаться глубоко устаревшей. Если из принятых посылок с неизбежностью следует абсурдный вывод, значит, они неверны — этот принцип используется в доказательствах от противного. Дело Давыдовой — как раз такой абсурдный вывод, который требует пересмотра посылок. Не только сама она должна быть освобождена, но и статья Уголовного кодекса не имеет права на существование в любом сколько-нибудь расширительном толковании.
Вот самые общие выводы, которые можно сделать из известных нам обстоятельств дела.
Во-первых, та информация, которую якобы сообщила обвиняемая, не была тайной (она позвонила в посольство и пересказала, если верить обвинению, подслушанный разговор и некоторые свои наблюдения). Это довольно очевидно. Менее очевидно, что государство вообще не имеет права требовать от граждан хранить секреты, которые оно не готово хранить само. Если и существует какой-нибудь признак, по которому простой человек может определить, что информация является государственной тайной, то вот он: солдаты секретных частей ГРУ не обсуждают ее по телефону в маршрутке. В идеальном мире окружающие люди не знают даже, что имеют дело с солдатами секретных частей ГРУ.
Во-вторых, — и если бы не трагические обстоятельства дела, эту ситуацию можно было бы назвать комической, — на месте Светланы Давыдовой любой человек вынужден был бы поступить точно так же, как она. Российское законодательство запрещает военнослужащим заниматься наемничеством. Услышав в маршрутке, что неизвестные лица призывают целую группу русских солдат уйти в отпуск и прийти на сборы, простой человек мог бы сделать только один вывод: кто-то, в нарушение национальных законов, ведет где-то в мире частную военную кампанию. Скорее всего, в Украине: в апреле там уже были военные без знаков различия. Поскольку наличие русских войск в Крыму прямо отрицалось высокими российскими чинами, хорошему гражданину никак не следовало думать, что перемещение солдат из вяземской военной части — дело государственной важности. Что в такой ситуации остается сделать? Позвонить в посольство братской страны и, может быть, еще военному прокурору. Фактически Давыдову судят за доверие к собственному правительству и высокие моральные качества.
В-третьих, хотя Светлана Давыдова, скорее всего, этого не знала, российские регулярные части действительно воевали на Украине, а руководство страны это скрывало. Ее арест — лучшее тому подтверждение (хотя хватает и других). В таком случае, военные и спецслужбы теряют право утверждать, что они — а не Давыдова — защищают государственные интересы. Внутренние интересы страны состоят в том, чтобы Россия не вела захватнических войн, чтобы солдаты в крайнем случае войны получали боевые выплаты, а погибшие — воинские почести, в том, наконец, чтобы армия была подотчетна своим гражданам и не создавала на границе Ростовской области зону гуманитарной катастрофы. Внешние интересы страны состоят в отсутствии санкций и цивилизованных отношениях с большим миром, — но тут никто не скажет, что в результате того злополучного звонка мир узнал что-то новое.
Государственным интересам Светлана Давыдова никак не повредила.
Можно предположить, конечно, что большинство сограждан Давыдовой видели свои интересы именно так: устроить маленькую победоносную войну и сделать вид, что они ни при чем. Но даже будь это так, Давыдова не обязана была этого знать. Для того и нужны формальности вроде парламентских прений, для того старомодные народы и предваряют стрельбу формальным объявлением войны: так большинство сообщает меньшинству, в чем состоит его интерес. Трудно требовать от жителя Вязьмы, Смоленска или Москвы, чтобы он догадался об этом сам.
Чтобы дело Давыдовой приобрело какие-нибудь основания, обвинению пришлось бы доказать, что правительство страны лгало своим гражданам, что Светлана это знала и что она каким-то образом безошибочно чувствовала в то же время, что это благая, полезная ложь, которую поддерживает вся страна. Даже спецслужбам будет непросто справиться с такой задачей.
* * *
Пока Светлана Давыдова сидела в Лефортово, журнал Science напечатал статью про американских математиков, которые — после разоблачений Эдварда Сноудена — не хотят больше работать на Агентство национальной безопасности США. С точки зрения ученых, которые раньше охотно занимались криптографией на деньги из оборонного бюджета, NSA использовала результаты их труда для того, чтобы незаконно читать чужую переписку. В последние полтора года многие люди в Америке решили, что, прикрываясь словами о государственной тайне, спецслужбы действуют в собственных, а не общественных интересах.
В те же самые дни в Лондоне началось судебное расследование обстоятельств гибели Александра Литвиненко. В рамках этого дела Англия запрашивала экстрадицию двух выходцев из российских спецслужб, которые, по версии обвинения, разгуливали по семимиллионному городу с полонием-210. (Один из этих людей сделал даже, благодаря интересу Скотленд-Ярда, политическую карьеру.) Слушания еще не закончены, но известных фактов вполне достаточно, чтобы не испытывать никакого доверия ни к спецслужбам, тем более российским, ни к их тайнам, сохранение которых якобы представляет общественный интерес.
Каждый раз, когда дело о государственной измене получает широкую огласку, можно биться об заклад, что обвиняемый не разгласил никакой стоящей государственной тайны. Григорий Пасько обвинялся в том, что шпионил «в пользу телерадиокомпании», Александр Никитин сидел за доклад «Северный флот — потенциальный риск радиоактивного загрязнения региона» (и это будет наша самая верная, самая крепкая Военная Тайна, которую пусть разгадывает, кто хочет). Нынешняя попытка особенно отвратительна, потому что разворачивается на фоне несправедливой войны, но и в мирные времена статья 275 УК годилась только для злоупотреблений. Если ее и можно применять, то только по отношению к самим сотрудникам спецслужб.
За последние сто лет в России б ольшая часть обвинений в государственной измене была сфабрикована, — а преемственность в этой сфере не прерывалась. Поэтому стоит исходить из того, что и сейчас дело обстоит точно так же.
